Придворное общество

Когда мы имеем дело с длительными общественными процессами, ничто не может быть бесполезнее попыток определить в них некое абсолютное начало. Порой все еще случается, что мы рассматриваем историю как цепочку идей, выработанных представителями элит, сочиняющими свои книги. В этом случае легко и, несомненно, весьма забавно затеять ученую игру, в которой выигрывает тот, кто найдет в какой-нибудь книге цитату, достоверно выражающую определенную идею раньше, чем полагали другие участники игры на основании цитированных ими книг. Тогда более раннюю книгу считают «началом» данной идеи, а автора книги — ее подлинным творцом. Если мы сохраним в поле зрения смену конфигураций как остов и центр исторического процесса, то лучше сумеем понять, что поиск абсолютного начала, в том числе абсолютного начала идей, изложенных в книгах, есть дело напрасное. В этом континууме живущих в группах, связанных друг с другом индивидов нет ни од ной точки, в которой нечто идет ли речь о группировке людей, о конфигурации или о мыслях и прочих продуктах индивидуальной деятельности людей — возникало бы как в абсолютном начале, так сказать из ничего, или, что в сущности то же самое, из необъяснимой творческой силы отдельного человека. Напротив, мы легко можем наблюдать и подкрепить фактическими доказательствами начало относительное, а именно поддающиеся объяснению скачки и прерывности в рамках длительного, часто весьма постепенного и все-таки всегда преемственного изменения группировок людей и порождаемых ими продуктов. Развитие французского королевского двора и конфигурации людей при дворе — один из примеров этому. Он может послужить экспериментальной моделью для дальнейшей работы над подобными проблемами именно потому, что конфигурация людей при дворе находится в теснейшей функциональной взаимосвязи со всей организацией господства, с совокупной конфигурацией людей, к которой княжеский двор принадлежит как один из

центральных и все в большей мере — как

собственно центральный

орган этой конфигурации. Организация французского королевского двора при Генрихе IV есть результат длительного преемственного развития со множеством частных скачков, множеством реформ и реорганизаций, произведенных отдельными властителями из их сравнительно краткосрочной перспективы. Конфигурация людей при дворе, структура взаимозависимостей, в которые они включены, характер принуждения, которому они подвергаются, в известном отношении возникают с сохранением определенной преемственности из конфигураций, из структур взаимозависимостей и принуждений в предшествующих фазах развития. Но наши языковые средства так неуклюжи, что часто для выражения различий между группировками, формами опыта и поведением людей на различных ступенях общественного развития нам не остается ничего иного, как пользоваться прилагательными в сравнительной степени или словами вроде «более» или «менее», так что складывается впечатление, будто это — всего лишь количественные различия. Маркс — следуя Гегелю — пытался справиться с подобными проблемами, прибегая к таким выражениям, как «переход количества в качество». В его время это, без сомнения, было существенным категориальным прогрессом. Формулировки и категории Гегеля и Маркса представляют собою смелую попытку развития нашего понятийного инструментария в направлении более ясного и точного категориального отражения отношении прерывности и непрерывности в тех изменениях группировок людей, которые мы можем наблюдать в действительности. Однако нет никаких причин на веки вечные останавливаться на созданных ими экспериментальных моделях. Эти модели еще остаются в значительной мере спекулятивными. Эмпирическая база, на которой они были разработаны более столетия назад, была узкой и ненадежной сравнительно с теми эмпирическими знаниями, которые имеются в нашем распоряжении для конструирования подобных моделей сегодня. И чем быстрее уменьшаются пробелы в нашем знании, тем более необходимым и возможным становится самостоятельный поиск решений проблем подобного рода в теснейшем контакте с обширной сферой эмпирического знания.