Придворное общество

По обыкновению короля будят по утрам в восемь часов, во всяком случае, в то время, которое назначил он сам, причем делает это первый камердинер, который спит у подножия королевской постели. Двери открывают камер-пажи[77]. Один из них между тем уже известил «grand chambellan» — старшего спальника

[78] и первого камергера, другой — придворную кухню[79]

насчет завтрака, третий встает у двери и пропускает только тех людей, которые имеют привилегию входить.

Эта привилегия была очень точно распределена по степеням. Имелось шесть различных групп людей, которым разрешалось входить, одним за другими. При этом говорили о различных «посещениях». Первым происходило «семейное посещение». В нем участвовали, прежде всего, законные сыновья и внуки короля (Enfants de France), принцы и принцессы крови, первый врач, первый хирург, первый камердинер и камер-пажи.

Затем наступал черед «большого посещения», состоящего из главного камердинера и главного хранителя королевского гардероба (grands officiers de la chambre et de la garderobe)[80] и знатных особ, которых король удостоил этой чести. Далее следовало «первое посещение» для королевских чтецов, интендантов увеселений и торжеств и других. За этим следовало четвертое — «посещение в комнате», включавшее всех прочих служителей (officiers de la chambre), а кроме того, «главного раздатчика милостыни» (grand — aumonier), министров и статс-секретарей, «государственных советников», офицеров лейб-гвардии, маршалов Франции и т. д. Допуск к пятому «посещению» зависел до известной степени от доброй воли первого камергера и, конечно, от милости короля. В это «посещение» входили знатные господа и дамы, которые были в такой милости у короля, что камергер разрешал им войти; они, таким образом, имели привилегию приблизиться к королю прежде всех других людей. Наконец, был еще вход шестого рода, и он был самым желанным из всех. При этом входили не через главную дверь спальни, а через заднюю дверь; к этому «посещению» допускались сыновья короля, в том числе незаконнорожденные, с их семьями и зятьями, а кроме них, например, также могущественный «интендант строительства». Принадлежность к этой группе была выражением высшей монаршей милости, ибо принадлежавшие к ней люди имели право во всякое время входить в кабинет короля, если король не вел в этот час совет или не приступил к особой работе со своими министрами. Допущенные к такому посещению могли оставаться в комнате, пока король не шел к обедне, и даже если он был болен.

Мы видим: все было весьма тщательно упорядочено. Первые две группы допускались в комнату, когда король был еще в постели. При этом на голове у короля был небольшой парик; он никогда не показывался без парика, даже когда лежал в постели. Когда он вставал и старший спальник с первым камергером клали перед ним халат, призывали следующую группу, группу «первого посещения». Когда король надевал туфли, он требовал к себе служителей (officiers de la chambre), и открывались двери для следующего «посещения». Король брал в руки свой халат. Главный хранитель гардероба стягивал с него ночную рубашку за правый рукав, первый служитель гардероба — за левый; дневную рубашку подносил старший спальник или один из сыновей короля, который при этом присутствовал. Первый камердинер держал правый рукав, первый служитель гардероба — левый. Так король надевал рубашку. После этого он поднимался со своего кресла, и камердинер помогал ему завязать туфли, пристегивал ему на бок шпагу, надевал ему камзол и т. д. Когда король был полностью одет, он недолго молился, в то время как главный раздатчик милостыни или, в его отсутствие, другое духовное лицо тихим голосом произносил молитву. Между тем весь двор уже ожидал в большой галерее, которая занимала всю ширину средней части второго этажа дворца со стороны садов, т. е. позади королевской спальни[81]

. Таков был «утренний туалет» короля.

Больше всего бросается в глаза педантичная тщательность организации. Но, как видим, речь шла не о рациональной организации в современном смысле — как бы тщательно ни было определено заранее каждое «посещение». Здесь наглядно представлена такая форма организации, в которой каждый акт получал престижный характер, связанный с ним как с символом того или иного распределения власти. Что в рамках современной общественной структуры большей частью — хотя, возможно, и не всегда — имеет характер вторичных функций, здесь чаще всего имело характер функций первичных. Король использовал свои самые интимные отправления, чтобы установить различия по рангу, оказать знаки милости или явить свидетельства своего недовольства. Тем самым уже намечается вывод: этикету в рамках этого общества и этой формы правления принадлежала очень значимая символическая функция. Нужно проследить шаг за шагом круг придворной жизни несколько далее, чтобы выявить эту функцию и то различие, которое было свойственно этикету как функции короля и одновременно — как функции знати.

5.