– Господа, я сказал все, что священное неистовство любви{511}
повелело мне сказать. Теперь, когда, похоже, оно больше не воодушевляет меня, я навряд ли сумею что-то прибавить. Думаю, любовь не хочет, чтобы мы дальше открывали ее тайны и чтобы придворный поднялся выше той ступени, которую я показал ему, как то было угодно самой любви. Возможно, далее распространяться об этом предмете уже непозволительно.– В самом деле, – сказала синьора герцогиня, – если немолодой придворный способен следовать по тому пути, который вы ему показали, разумным для него будет довольствоваться таким счастьем и не завидовать молодому.
– Дорога, ведущая к такому счастью, кажется мне настолько крутой, что, полагаю, мало кто сможет по ней идти, – заметил мессер Чезаре Гонзага.
Вставил и синьор Гаспаро фразу в своем обычном роде:
– Да, думаю, мужчинам этой дорогой идти трудно, а женщинам – невозможно.
Синьора Эмилия, рассмеявшись, погрозила ему пальцем:
– Синьор Гаспаро, вы то и дело принимаетесь за старое и обижаете женщин. Обещаю вам, прощения больше не будет.
Синьор Гаспаро ответил:
– Я не обижаю вас, говоря, что души женщин не так легко очищаются от страстей, как души мужчин, и не столь расположены к созерцанию, сколь это необходимо, по словам мессера Пьетро, чтобы вкусить божественную любовь. Нигде не написано, чтобы какая-либо женщина получила такую милость; зато мы знаем, что ее удостоились многие мужчины – как Платон, Сократ, Плотин{512}
и многие другие, а также и наши святые отцы, например святой Франциск, на котором пылающий любовью дух оставил священную печать пяти ран{513}; и не иная добродетель, а только любовь могла восхитить святого Павла к видению тайн, о которых непозволительно говорить человеку{514}, и лишь она же могла показать святому Стефану отверстые небеса{515}.На речь синьора Гаспаро немедленно отозвался Джулиано Маньифико:
– Нет уж, в этом деле женщины мужчинам не уступят. Ведь сам Сократ признается, что все любовные тайны, которые он знал, были открыты ему женщиной, той самой Диотимой. И ангел, огнем любви изранивший святого Франциска, тем же знаком отметил и некоторых женщин нашего времени{516}
. Вспомните и о том, что святой Марии Магдалине были отпущены многие грехи, ибо она возлюбила много{517}; и, возможно, по благодати не меньшей, чем у святого Павла, была она многократно восхищена ангельской любовью до третьего неба{518}. Вспомните и о многих других, которые, как я вчера говорил более пространно, ради любви Христовой не пожалели жизни, не убоявшись ни мук, ни какого-либо вида смерти, сколь угодно страшной и жестокой. А они не были старыми, каким хочет мессер Пьетро сделать своего придворного, но нежными и хрупкими девушками, в том самом возрасте, в котором, говорит он, мужчинам позволительна чувственная любовь.Синьор Гаспаро рвался уже отвечать, но синьора герцогиня твердо сказала:
– Пусть судьей в деле будет мессер Пьетро Бембо. Я доверяю ему решение вопроса, способны ли женщины к божественной любви так же, как мужчины, или нет. Но поскольку спор между вами может затянуться, лучше будет отложить его на завтра.
– То есть до этого вечера, – уточнил мессер Чезаре Гонзага.
– Как – до этого вечера? – сказала синьора герцогиня.
– Потому что уже утро, – ответил мессер Чезаре и указал на свет, пробивавшийся через щели между ставнями.
И все поднялись с мест в большом удивлении, так как не ожидали, что беседа затянется настолько дольше обычного. Начавшись гораздо позднее обычного времени, она своей приятностью настолько увлекла участников, что те и не заметили, как пробегают часы. И ни у одного не слипались глаза, что всегда бывает, если не лечь спать в привычное время. Открыв окна на той стороне дворца, что выходит на высокую вершину горы Катри{519}
, они увидели, как на востоке уже занялась прекрасная розовая заря и исчезли все звезды, кроме нежной правительницы неба – Венеры, хранящей границы ночи и дня. От нее, казалось, струился тихий ветерок, который, колким холодом наполняя воздух, уже начал пробуждать в шелестящих лесах ближних холмов сладостные птичьи созвучия. И все, почтительно попросив разрешения у синьоры герцогини, направились в свои покои, уже не нуждаясь в свете факелов: довольно было утреннего света. Уже на выходе из покоев синьоры герцогини синьор префект обернулся к ней и сказал:– Государыня, чтобы покончить спор между синьором Гаспаро и синьором Маньифико, мы вместе с судьей придем сегодня вечером раньше, чем вчера.
– Лишь при одном условии, – ответила вместо герцогини синьора Эмилия. – Если синьор Гаспаро захочет нападать на женщин, изобретая против них, как у него в обычае, какую-нибудь клевету, пусть заранее пообещает подчиниться приговору. А до тех пор я объявляю его подозреваемым, уклоняющимся от суда{520}
.Приложение
Письмо Альфонсо Вальдесу{521}
Господин Вальдес,