Приговор

— Хорошо, — пожал плечами Стабровский. — Он вынул пистолет, но вместо того, чтобы отдать его, навёл на Коппе и спустил курок. Грохнул выстрел. Пуля раздробила бывшему жандарму череп, и он откинулся навзничь. Нажать на спусковой крючок дважды Стабровский не успел. Его опередил Ашихин, всадивший свинец прямо в горло помощнику Коппе. И тот, упав на колени, пустил изо рта кровавый фонтан и рухнул наземь.

Поляничко стоял, не шелохнувшись, боясь пошевелиться.

— Ах ты, гад! — с негодованием выкрикнула Вальяно. Убедившись, что Коппе уже ничем не помочь, она остановилась в нерешительности.

Конвой, находящийся в грузовике, спрыгнул на землю, оттащил в сторону труп и остановился в ожидании приказа. И он последовал.

— А ну ставь эту белою сволоту на край оврага! — крикнул Ашихин.

Подгоняемые штыками, офицеры, избитые и босые покорно выстраивались в одну шеренгу. И только сейчас Поляничко понял, что находится среди них. Он кашлянул, и шагнул к «Форду».

— А ты куда, стерва полицейская? Назад! В строй! — завопил начальник военного гарнизона.

— Простите, — робко вымолвил Ефим Андреевич, — но я находился под арестом и прибыл сюда для расследования преступления. Возможно, смогу быть вам ещё полезен…

— Назад, я тебе сказал!

— Не унижайтесь, сударь, перед этим дерьмом, — шепнул кто-то из арестованных.

Поляничко обернулся, кивнул обречённо и занял место среди расступившихся офицеров у края оврага. Ефим Андреевич привычным движением разгладил усы и перекрестился. Холодная капля страха, появившаяся где-то в шейном позвонке старого полицианта, скатилась вниз по спине.

Небо было чистое и безоблачное. В траве цокотали кузнечики. Пахло лесными травами.

Ашихин притащил пулемёт, залёг, прицелился и нажал на гашетки «Максима». Раздалась длинная очередь. Потом ещё одна.

С соседних деревьев взлетела стая испуганных ворон. Ещё несколько минут в округе слышались одиночные выстрелы — конвой добивал раненных.

III

На следующее утро на Николаевском проспекте были устроены пышные похороны матроса Якшина. Они скорее походили на манифестацию.

Колонну открывал матросский батальон, размахивающий чёрными флагами с изображением смерти — черепа и скрещенных костей. Во главе шёл новый начальник. За батальоном пыхтели два грузовика с установленными на них пулемётами «Максима». И ещё два автомобиля тянули пушки. Интернациональный батальон и рабочие дружины, предавшие недавно офицеров, двигались за моряками. За ними — кавалерийский эскадрон. Гроб с телом Якшина стоял на пушечном лафете и был прикрыт красным флагом. Две других домовины просто везли на телеге. Замыкали шествие, согнанные насильно, работники различных учреждений.

А ночью, как наутро сообщили газеты, в Юнкерском саду, в отместку за убийство Якшина и его помощников были казнены несколько человек, содержащихся в тюрьме: полковник Пеньковский, подпоручик Гаврилко, штабс-капитан Брадыхин и поручик Ямцев.

Ни массовые казни, ни манифестации не добавили большевикам уверенности в завтрашнем дне. По городу поползи слухи, что Шкуро уже где-то на окраине Ставрополя. О нём говорили полушёпотом; кто-то утверждал, что это старый, как лунь седой царский генерал, воевавший ещё в Кавказскую войну, кто-то со знанием дела заявлял, что «Шкура — добрый казак и храбро рубил головы нехристям в Персии». Как бы там ни было, но паника овладела гарнизоном.

На рынке у Петропавловской площади повздорили два пьяных солдата и открыли друг в друга стрельбу. Услышав выстрелы, члены Исполкома завели автомобили и бросились из города, приняв перестрелку за наступление белых. Правда, вскоре опомнились и возвратились. Объявили комендантский час, и в девять вечера горожане не имели права выходить из домов.

Как-то рано утром к зданию штаба Красной армии подъехала телега, запряжённая старой, измождённой лошадкой. На подводе, укутанный в мешковину и перевязанный верёвками, покоился груз. Невзрачный мужичок, извиняясь и волнуясь, попросил самого главного начальника. Ему навстречу вышел Ашихин.

— Ты откудова будешь? — поинтересовался начальник гарнизона.

— Та из Кугультов.

Незнакомец вынул из-за пазухи замусоленный конверт.

— Тут просили вам передать.

Начальник гарнизона распечатал послание. Оно гласило: «Посылаю Вам ваш багаж. Скоро вам всем то же самое будет. Полковник Шкуро».

— Что там? — кивая на телегу, спросил красный командир.

— Та мертвяк. Положили и сказали — вези. Я — ни в какую. Их благородие пистолем пригрозили. Денег, правда, за перевозку дали… Ежели что — я тут ни при чём.

Ашихин подошёл к подводе и скинул полог. Под ним лежал труп комиссара Петрова. На шее виднелась борозда от верёвки. «Стало быть, повесили, — мысленно заключил он».

Весть об этой расправе белых разнеслась по Ставрополю быстро. Страх перед Шкуро у красных рос, как на дрожжах. И некоторые большевистские начальники под разным предлогом — кто в командировку, кто на побывку в родные края — стали уезжать.

В воздухе веяло скорым освобождением губернской столицы.

IV