бремя вашей власти давит на тех, кому и так приходится туго. Думайте что хотите, но даже последнему гондольеру известно... Закончить фразу рыбаку помешал Якопо, который грубо зажал ему рот рукой. — Почему ты осмелился прервать жалобы Антонио? — сурово спросил судья. — Не подобает, благородные сенаторы, слушать столь непочтительные речи в присутствии таких знатных особ, — с глубоким поклоном ответил Якопо. — Ослеплен¬ ный любовью к внуку, этот старый рыбак, досточтимые синьоры, может сказать такое, в чем ему потом придется горько раскаиваться, как только пыл его угаснет. — Республика Святого Марка не боится правды! Если у него осталось еще что-нибудь, пусть скажет. Но Антонио стал понемногу приходить в себя. Румя¬ нец, покрывший было обветренные щеки, исчез, грудь его перестала тяжело вздыматься. Как человек, в ком пробу¬ дилось не столько почтение к судьям, сколько благоразу¬ мие, с более спокойным взглядом и лицом, выражавшим свойственную его возрасту покорность и сознание своего низкого положения, он произнес уже мягче: — Если я оскорбил вас, знатные патриции, умоляю забыть горячность невежественного старика, чьи чувства берут верх над его разумом и который лучше умеет говорить правду, чем делать ее приятной для благород¬ ных ушей. Ты можешь удалиться. Вооруженные стражники выступили вперед и, пови¬ нуясь знаку секретаря, вывели Антонио и его спутника в ту самую дверь, через которую они вошли. За ними по¬ следовали и должностные лица Совета, а тайные судьи остались одни в зале суда. Глава XIII О дни, что нам в удел достались! Шелтон Воцарилась тишина, которая часто сопутствует само¬ созерцанию и, возможно, осознанному сомнению в избран¬ ных средствах. Затем члены Совета Трех все вместе под¬ 161
нялись и начали не спеша освобождаться от скрывавших их облачений. Они сняли маски, обнаружив свои немоло¬ дые лица, на коих мирские заботы и страсти оставили та¬ кие глубокие следы, какие уже ни покой, ни отрешение от мира не могли стереть. Пока они разоблачались, никто не произнес ни слова, ибо дело, которым они только что занимались, вызвало у каждого чувства непривычные и неприятные. Избавившись наконец от ненужных уже ман¬ тий и масок, они придвинулись ближе к столу; каждый искал душевного и телесного отдыха, что естественно после той скованности, в какой они находились столь длительное время. — Перехвачены письма французского короля, — заго¬ ворил один, после того как прошло достаточно времени, чтобы все могли собраться с мыслями. — Речь в них идет как будто о новых замыслах императора. — Возвратили их послу? Или вы полагаете, что под¬ линники следует представить сенату? — спросил другой. — Об этом мы еще посоветуемся в свободное время. У меня нет больше никаких новостей, кроме той, что при¬ каз перехватить папского гонца выполнить не удалось. — Секретари уже сообщили мне это. Мы должны рас¬ следовать причину небрежности агентов, поскольку есть все основания полагать, что в случае поимки гонца мы получили бы много полезных сведений. — Неудавшаяся попытка стала известна народу, и о ней много говорят. Необходимо поэтому издать приказы об аресте грабителей, иначе престиж республики понесет урон в глазах ее друзей. В нашем списке есть немало лиц, давно заслуживающих наказания; в тех местах, где про¬ изошло все это, найдутся люди, которым можно приписать подобный проступок. — Этим нужно заняться со всей тщательностью, ибо дело, как вы говорите, очень важное. Правительство, равно как и частное лицо, пренебрегающее своей репута¬ цией, не может рассчитывать надолго сохранить уваже¬ ние своих друзей. — Честолюбивые притязания дома Габсбургов не дают мне спать спокойно! — воскликнул другой, с отвращением отбросив бумаги, которые перед этим просматривал. — Клянусь святым Теодором! Сколь пагубно для нации же¬ лание увеличить свои владения и распространить свою неправедную власть, перейдя все границы разума и есте¬ 162