Об этом происшествии Данамитр доложил царю. Сначала он с притворным горем рассказал об исчезновении волшебного кошелька, а затем под этим предлогом (намекнул на то, что Вимардак похвалялся украсть его, очевидно, для того, чтобы передать Артапати). Тогда царь пригласил к себе Артапати и стал его расспрашивать: «Скажи-ка! Есть у твоей милости какой-то друг, Вимардак по имени?» Он же, ничего не подозревая, ответил: «Есть, царь! Это мой лучший друг! Разве он тебе нужен?» На это царь сказал: «А можешь ли ты его призвать сюда?» — «Конечно, могу!» — отвечал Артапати и пошел за ним. Но ни в своем дому, ни в квартале, населенном гетерами, ни в игорных домах, ни на базаре, нигде не мог его найти, несмотря на самые тщательные розыски. Да и как было найти этого прожженного человека? Я ведь в тот же день отправил его в Уджаини[61]
, сообщив ему признаки, но которым он мог тебя, царь, узнать, и поручил ему тебя разыскивать. Артапати же, не найдя его и боясь, что совершенная им кража кошелька будет приписана ему самому, не то по глупости, не то из страха стал все отрицать и впал в противоречия. Когда же Данамитр установил, как все было, царь разгневался, приказал того схватить и заковать в цепи.В эти самые дни Камаманьджари, намереваясь использовать волшебный кошелек тем способом, который был непременным правилом для его действия, секретно пришла к Вирупаку, которого она обобрала раньше и превратила в нищего. Она вернула ему все вещи и деньги, от него полученные, и весьма скромно, со многими извинениями, вернулась домой. Под моим влиянием он, хотя с большим трудом, освободил свою душу от дьявольского наваждения аскетических учений и, весьма довольный, вернулся в лоно своей собственной касты.
Между тем Камаманьджари в надежде воспользоваться чудодейственным кошельком в несколько дней раздала все свое имущество и осталась с одним лишь домашним очагом. Тогда Данамитр по моему поручению секретно донес царю следующее: «Царь! Гетера Камаманьджари, которую весь свет порицал за жадность, говоря, что ее нужно называть не Камаманьджари, то есть «Цветок любви», а Лобаманьджари, то есть «Цветок жадности», теперь без всякого сожаления раздает все свое имущество и даже домашнюю утварь вплоть до ступки и ручных жерновов. Я подозреваю, что причина этого та, что в ее руки попал украденный у меня чудодейственный кошелек; ведь правило, которому подчинено его действие, заключается в следующем: он действует только в пользу купцов и гетер, но не в пользу людей прочих каст. И это его свойство известно. Поэтому-то мое подозрение и падает на нее».
Тотчас же царь призвал ее к себе вместе с матерью. Я же, представившись побледневшим от испуга, тайком пробрался к ним и сказал: «Вот что, уважаемая! Очень уж ты открыто раздала все свое имущество. Наверное, на тебя падет подозрение в краже волшебного кошелька. Царь вызывает тебя для допросов по этому делу. И если он настойчиво и повторно будет у тебя выпытывать, дело, наверное, кончится тем, что ты выдашь меня и укажешь на меня, как на источник, откуда ты получила волшебный кошелек. Затем я несомненно буду казнен. Если же я умру, то и сестра твоя меня не переживет, ты теперь останешься нищей, а волшебный кошелек перейдет в обладание Данамитра. Итак, это несчастье со всех сторон связано с дальнейшими превратностями. Нельзя ли придумать против него какое-нибудь средство?»
Тогда она и мать ее расплакались и сказали: «Правда, правда! По нашей глупости тайна наша почти совсем открыта. Царь будет допрашивать настойчиво. Два, три или четыре раза мы ответим отрицательно, но в конце концов, наверное, укажем на тебя как на источник украденного кошелька. А раз ты будешь выдан, все наше семейство будет разорено! Между тем сильное подозрение в совершении кражи уже лежит на Артапати, а связь этого дрянного человека с нами известна по всей столице бенгальской. Поэтому лучше сказать, что кошелек мы получили от него, и спасти себя таким путем от всех угрожающих нам бед».
Заставив меня согласиться, они вдвоем пошли во дворец. На вопрос царя они отвечали: «Царь, не принято, чтобы семья гетеры указывала на того, от кого она получает деньги. Ведь мужчины не тратят честным путем добытые деньги на продажных женщин!» Царь же несколько раз настойчиво требовал сознания, затем стал их пугать казнями, намекал на то, что им отрежут носы и уши. Тогда эти прожженные дряни указали на того же несчастного Артапати, и он был уличен в краже.