Приключения режиссера

В Малом театре в «Пиковой даме» Пушкина рядом со знаменитыми Верой Васильевой, Борисом Клюевым и Владимиром Софроновым играли молодые Александр Вершинин, Василий Зотов, Александр Дривень, Оля Жевакина. А в «Маскараде» Лермонтова достойными партнерами народных артистов Бориса Клюева, Бориса Невзорова, Владимира Носика, Елены Харитоновой выступили Полина Долинская и два Александра – Вершинин и Дривень.

Больше всего люблю, когда восходят новые звезды. Возьмите мою работу в «Табакерке» – «Псих» Александра Минчина – что-то вроде русского варианта американского романа «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи. Хотя я-то думаю, что это не совсем так: нигде психушка не использовалась как своего рода концлагерь для неудобных… Впрочем, наш спектакль брал пласты иные: человек, мечтающий стать писателем, первый материал «не то для повести, не то для романа, еще сам не решил» собирает в психушке. И «заигрывается». Обстоятельства уже не отпускают его. Но ведь это был его выбор…

Здесь общепризнанная «звезда» была бы даже вредна. (Мне Табаков предложил звезду «Табакерки» – Женю Миронова.) Такой актер уж очень тянул бы одеяло на себя. Материал невероятно сложен: путь, который проходит герой, делает его к финалу совершенно пустым, он на глазах зрителя успевает состариться… Фантастически обаятельный вчерашний студент Сергей Безруков (который блестяще сыграл Сергея Есенина в Театре имени Ермоловой) здесь как нельзя более был на месте. Зритель полностью идентифицировал его с героем: это Безруков восприимчив, как губка, это ему все чрезвычайно интересно, все архиважно. Вот почему метаморфоза, которая случается с героем-актером к финалу, оправданна и единственно возможна. Когда герой вешался в финале, то степень достоверности была настолько высока, что некоторые поклонницы актера впадали в истерику или транс от ощущения, что повесился сам Безруков. Подчеркну: это результат невероятного труда, ювелирной техники актера. Его звезда, мне думается, взошла именно в этом спектакле…

Заграница

В доперестроечную эпоху поездки на Запад были безумно унизительными. Нам давали такие грошовые суточные, что их не хватало даже на сувениры. Приходилось изворачиваться. Артисты везли с собой икру, водку, чтобы поменять на валюту. Я сам таким способом сплавлял командирские часы, пользовавшиеся в те годы у европейцев спросом. Естественно, мы экономили на всем, в том числе и на еде. Когда на гастроли приезжала советская труппа, в отеле сразу вырубался свет, потому что русские включали свои кипятильники. В электрочайниках варили пельмени, а один народный артист СССР умудрился даже в биде приготовить кашу. В горбачевские годы нам уже платили нормальные деньги, однако унижения не прекратились. Но теперь они носили не материальный, а моральный оттенок. Начитавшись и насмотревшись про сталинские репрессии и нашу нищету, европейцы решили, что мы жутко оголодали в России. Официанты в кафе постоянно подсовывали нам лишние кусочки. У меня был шок, когда в шикарном парижском ресторане какая-то дама вдруг стала заворачивать остатки фруктов в салфетки и распихивать их нашим артистам по карманам. «Позвольте, мадам, что вы делаете?» – возмутился я. «Ну что вы, я все знаю, у вас же в Москве нет витаминов», – успокаивала она меня. И даже в более или менее благополучном 95-м иностранцы продолжали относиться к нам как к босякам. В Нью-Йорке после спектакля одна совершенно отмороженная американка из русского фонда (ходила в каких-то лаптях, в рубашке с вышивкой) приперла нашей труппе несколько мешков с поношенными шмотками и, ничуть не стесняясь, начала врываться в гримерки и заставлять артистов примерять ее секонд-хэнд. Те, конечно, из вежливости поблагодарили, но потом выбросили все на помойку.

До сих пор американцы, особенно в провинции, вообще понятия не имеют, что такое Россия.

Когда в баре заштатного городка Санта-Барбара (дыра дырой, между прочим) посетители узнали, что я русский, то от удивления чуть не попадали со стульев. Они думали, что Россия – страна медведей, вечных снегов и закутанных в тулупы дикарей, а тут вдруг перед ними сидит абсолютно цивилизованный человек, да еще слушает джаз. Впрочем, точно так же они ничего не знают и о других странах. Один мой бостонский приятель (кстати, человек с университетским дипломом) утверждал, что Перу находится в Китае. И здесь нечему удивляться. Дело в том, что американец, получая высшее гуманитарное образование, выбирает предметы по собственному усмотрению, а поскольку каждый курс стоит денег, то в целях экономии приходится жертвовать одним из них – например, географией…