Приключения в Красном море. Книга 3

— Нет, признаться, я ездил в Индию не за этим. К тому же на Востоке стольким веществам приписывают подобные свойства, что невозможно перепробовать все на себе.

— Гм-гм… И все же интересно и даже полезно исследовать что-то новое…

— Да, на что только не пойдешь ради науки!

Он многозначительно улыбается и, выдержав паузу, снова напускает на себя серьезный вид важного начальника:

— Ну что ж! Нужно будет указать в декларации состав этого…

— …шарраса.

— …этого шарраса и главное — приложить его образец… в достаточном количестве.

— Согласен предоставить вам образец… даже в любом количестве, но никакого «состава» здесь нет. Это обыкновенная индийская конопля, превращенная в порошок, всего-навсего сухая трава.

— Но нет ли в ней опиума? — недоверчиво осведомляется он.

— Нет, не думаю, что конопля его содержит.

— Знаю, знаю, но в гашише-то он присутствует[28].

— Понятия не имею. Но ведь мы говорим о шаррасе.

— Да, и все же может оказаться, что ваш… ваша штуковина его содержит, и в таком случае груз попадает в разряд запрещенных для ввоза товаров и подлежит…

— Нет-нет, сударь, не волнуйтесь, могу вас официально заверить, что в нем нет никакого опиума.

— Вы засвидетельствуете это в письменном виде, а образец будет подвергнут анализу.

Господин Блонде провожает меня до двери и на прощание спрашивает как бы между прочим, несколько понизив тон:

— Вы говорите, что его курят?

— Что именно?

— Ну как же…

— Ах да, хотите попробовать?

— О нет, я не одобряю все, что…

— Это не курят, а употребляют в шариках величиной с горошину после ужина, от четырех-пяти до десяти-двадцати порций в зависимости от желаемого эффекта…

Согласно пожеланию начальника, я предоставляю в таможню образец товара в виде лепешки, в которую Кадижета со свойственной ему изобретательностью намешал коровьего навоза, верблюжьего помета, гуммиарабика и еще всякой всячины, чуть-чуть сдобренной настоящим шаррасом. Я не предполагал, что господин начальник захочет это отведать!

Через несколько дней я встречаю господина Блонде. Он отводит меня в сторону и заявляет с насмешливым и презрительным видом:

— Ваша штуковина — полнейшая чепуха, от нее нет никакого толка. Я проглотил половину вашего образца и дал попробовать его своему слуге… никакого эффекта.

Я отвожу глаза и с трудом сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.

XVI

Массауа

Покончив с формальностями, связанными с транзитом, я прячу разрешение на выезд в Массауа, ибо считаю, что городским зевакам вовсе не обязательно знать об истинном пункте моего назначения.

Я утратил свою былую дерзость, проистекавшую от беспечности или скорее неведения. Теперь я знаю, какие опасности подстерегают меня в Суэцком заливе. Удача сопутствует лишь тем, кто на нее не рассчитывает. Предвидя опасности, я должен принять всевозможные меры предосторожности и ни в коем случае не полагаться на везение.

Я сообщил Ставро о своем прибытии и должен получить в Массауа ответное послание с указанием точного места и часа встречи в Суэцком заливе.

Я уложил шаррас в запаянные бидоны из-под бензина, весом примерно двадцать пять килограммов каждый. Плотность вещества достаточно велика, и жестяные бидоны не смогут всплыть на поверхность, если мне придется бросить груз в море или спрятать его на отмели между рифами. На опыте моего предыдущего путешествия[29] я убедился, что весьма рискованно устраивать тайник в песке.

Мы покидаем Обок в пять часов утра, как только с суши повеяло бризом. Два часа спустя мы огибаем Рас-Бир — крайнюю точку пустынной равнины, простирающейся между горами и морем. Мыс словно удлиняется по мере того, как судно отклоняется на север, и заслоняет от нас маленький белый домик, откуда с волнением следят за нашим удаляющимся парусом.

Жизнь снова входит в привычное русло. У моряков две души — морская и береговая; обе существуют сами по себе и не оказывают друг на друга ни малейшего влияния.

Я не стану утомлять читателя описанием нашего трехдневного плавания до Массауа. В ноябре по южной части Красного моря гуляет северный муссон, течение устремляется на север, и судну остается лишь покориться их воле.

Я приказал натянуть на фок-мачту квадратный парус, чтобы гик не свешивался за борт при попутном ветре. Волна может сломать его во время бортовой качки. Поэтому мы идем под единственным парусом. Вся команда спит, за исключением рулевого и нового кока.

Мне нечего опасаться в Массауа — груз оформлен должным образом, и итальянцы не станут придираться, как мои соотечественники в Джибути. К тому же меня знают в этом порту, где местный кабатчик наградил меня лестным титулом illustrissimo commandante[30] отнюдь не в насмешку, а из уважения.