Принц из серебра и золота

Мое сердце колотилось о грудную клетку так, словно хотело выскочить из нее. Я осмотрел хаос, что царил в комнате. Слепую ярость, отразившуюся в разбитом зеркале. Кровоточащий кулак девушки напротив меня. А потом я заметил сверкающий кинжал, лежащий на полу. С узким, тонким лезвием. Не очень ценный для опытного мастера меча, и все же достаточно острый, чтобы о него можно было порезаться. Пораниться и истечь кровью. Я пристально посмотрел на кинжал. А затем на Софию. Я сделал шаг к ней, после чего она отступила назад. Она была загнанным зверем. Испуганным и маленьким. Совсем не похожая на уверенную в себе предводительницу племени, которая коварно хотела меня обокрасть. Меня, принца королевства Купфоа.

Меня. Капитана, рожденного для сражений.

Я пронзительно посмотрел в ее темные, затуманенные глаза. Как и в день нашей первой встречи, они были открыты – казалось, говорили на каком-то своем языке, который мне очень хотелось понять. Я утонул в них, осознавая риск, что они могут меня обмануть.

Меня зовут Саманта. Меня зовут Этан.

Я был обманут ее словами, но не истинной сущностью, которую увидел в ее взгляде.

Сегодня она доказала мне, что ее глаза не лгали. Она не была такой, какой пыталась показаться. Она была искренней. Страстной. Видела то же, что и я. Никто бы не встал перед этим мальчиком и не заплакал бы о нем. Никто, кроме нее.

И поэтому я был здесь.

После того, как мой брат возмутившись ее отсутствием на ужине, ушел. Я не увижу его до завтрашнего дня. И зная, что сегодня вечером он больше не будет требовать моего присутствия, я воспользовался шансом заглянуть к ней и открыться.

Как я и предполагал, сегодняшнее слушание ей не понравилось.

Недаром вчера я возразил своему брату. Недаром сегодня утром попробовал еще раз.

– Она должна это увидеть, – ответил Люциус, уверенно подняв подбородок. – Ее сердце у меня. Она поймет.

Она не поняла.

Мой брат любил театральность обыденности. Театральность наказания. Они утоляли его мстительность. Жертву, которую он требовал и от которой не хотел отказываться. Особенно с тех пор, как умер отец. Он наслаждался своей властью. Как маленький обиженный мальчик, который хотел поиграть в свою собственную, больную игру.

Такие наказания были всегда. Они были традицией. И все же никогда еще мальчику не отрезали руку за то, что он украл гнилое яблоко.

Я закрыл и снова открыл глаза, чтобы вернуться в реальность. Мой взгляд остановился на кинжале. Она заметила, что я его обнаружил, – бросилась, чтобы схватить его, но я был быстрее. Военная подготовка была долгой и упорной. Я знал, о чем думает мой враг, прежде чем тот решался на маневр.

– Что ты собиралась сделать? – спросил я, спрятав кинжал в ладони. – Откуда он у тебя?

Ответа не последовало. Ее глаза вперились в меня. Настойчиво, будто бы могли всецело изучить меня. Я отвел взгляд, указал на зеркало, а потом на ее руку.

– Мы должны обработать руку, прежде чем пойдет заражение.

– Мы, стэндлеры, переносили раны и похуже. Срастется.

Я усмехнулся ее неуклюжему ответу, что, видимо, задело ее, потому что она снова пожала плечами. Если бы она знала, как некрасиво могут выглядеть такие порезы, если их не лечить должным образом.

– Я, кстати, прошел курс, касающийся порезов всех видов.

– А я прошла курс недоверия принцам.

Я это заслужил. Сокрушенно кивнул и вздохнул. Хоть она и выглядела как запуганный котенок, время от времени в ней проявлялась воительница.

Могу поспорить, что в ее руке остались осколки стекла. Если мы их не уберем, нам, к сожалению, придется отрезать руку.

Этим я попытался убедить ее.

На мгновение кончик ее носа побледнел. Пусть это представление было очаровательным, я знал, что она не будет больше сопротивляться. Она сердито фыркнула, но, в конце концов, кивнула.

– Ладно, приступай.

Мне нравилось, как решительно она вскидывала подбородок и вызывающе закатывала глаза. Зрелище, которое она усовершенствовала. Она знала, что делала. И танцевала точно так же.

Я предложил ей руку, как она просила во время нашего последнего спора. Она слегка насторожилась, ища какую-либо ловушку. Винить ее в этом я не мог, изо всех сил стараясь удержать на своем лице непроницаемую маску. Но потом она приняла мое безмолвное приглашение.

Я не знал, на что надеялся, стоя перед золотой дверью. Возможно, и не вошел бы, если бы не услышал треск стекла и ее обессиленных вздохов. Возможно, так бы и стоял у ее двери, гадая, чем она занимается. Так же, как делал последние дни.

Я не знал, откуда у меня эта постоянная потребность думать о ней, почему мне не удавалось игнорировать ее. Как будто ее облик был выжжен у меня на подкорке. Она прокралась внутрь одним из своих танцев с бубном, которым очаровала весь город.

И когда я увидел сегодня ее глаза… эту вспыхнувшую в них бесстрашную правду – которую уже видел однажды, – я понял, что ее глаза не могут лгать. Все в ней было искренним. Маленькая стэндлерка, которая прокрался в мою голову. Так просто.