Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Щедрость и великодушие Вашего Императорского Величества так беспредельны, что следовало бы Вам дар пантеону поднести. Там, сколько мне известно, усыпальница устроена для добродетельных граждан, которые свой век прославили. Прикажите отыскать несколько костей Пугачева. Великолепное вышло бы зрелище.

Вижу здесь несколько орденских лент российских, которые обожаю, и несколько зеленых мундиров. Не могу передать Вашему Величеству, какое удовольствие мне сия картина доставляет и какие сожаления рождает. Сердце мое вприпрыжку в Петербург спешит: а вот ноги, куда менее проворные, приковывают к здешней земле до тех пор, пока не воротится в Европу хотя бы толика здравого смысла.

Не стану Вашему Величеству говорить о счастье, с каким бросился бы я при первой возможности к Вашим ногам. «Бывает обморок от боли и от счастья»[879]. Изъяснялся бы так красноречиво, что, очертя голову, сказал бы, того и гляди, что честь имею оставаться с самой почтительной преданностью и величайшим восхищением,

Государыня,

Вашего Императорского Величества

Самый верный подданныйЛинь.

Вена, 17 марта 1792 года.

Екатерина II принцу де Линю, 30 марта (10 апреля) 1792 г.[880]

Господин принц де Линь. Сейчас получила я письмо Ваше от 14 марта[881]. Не отрицаю, уже третье это письмо, на кое я Вам ответ задолжала. Но у кого на душе тоскливо, тому лучше помолчать, вот мое расположение духа и мое оправдание нынешней зимой, но в конце концов надобно же Вам ответ написать, и вот он. В последние полгода множество вещей и событий одни неприятнее других чередой следовали, и из них иные от смеха могли навсегда отучить. Петр Первый, о коем Вы пишете, смеялся и плакал откровенно и от всего сердца. Порой и я его примеру следовала. В эти невеселые времена радуют и утешают меня первые шаги любезного племянника дорогого и великого моего друга Его Императорского Величества Иосифа II, да славится его память; да благословят Небеса Вашего юного венгерского короля и да сохранит он по-прежнему стойкость без строгости, твердость и доброту, да останется приветливым, обходительным, утешающим, слушающим и действующим так, чтобы все умы покорять и все сердца, и тогда через полтора месяца можно будет судьбу его царствования предсказать, счастье и успехи будут его ожидать вне всякого сомнения. Прощайте, желаю Вам здравствовать, я все та же.

30 марта 1792 года.

Принц де Линь Екатерине II, Леопольдсберг, 11 июня 1792 г.[882]

Государыня,

Получил я из рук нашего нового посла[883]

утешительный бальзам — убедился, что Ваше Императорское Величество обо мне помнит: и я, который ни во что не мешается, который в награду за то, что был персоной незначительной, желаю не значить вовсе ничего и сего добился, — не смог я не сказать нашему [молодому] королю[884], что почтенная его и победительная союзница хорошее имеет мнение о любезном племяннике своего дядюшки, да славится его память, а я залогом служу его собственных чувств по отношению к Вашему Императорскому Величеству. Радость его и благодарность за то, что я сообщил, и то, что прибавил он мне о мечте своей заслужить милость Вашего Величества к нему и его империи, больше мне поведали о мыслях его, чем все дипломатические декларации, коим, даже если искренни они, верить можно лишь вполовину.

Когда бы не помнил я каждого слова, слетевшего с уст самых очаровательных, и не знал, среди прочего, что Ваше Величество аллегорических картин не любит, а я и сам их не выше ценю и не лучше понимаю, чем пантомимы балетные, но когда бы любил, заказал бы портрет Вашего Величества и велел Вас изобразить между Правосудием и Достоинством, а перед Вами Слава, просится в Ваше общество. Ваше Величество всегда как будто говорит: ну что ж, раз надо, так надо, заслужим ее еще немножко. И вот в шестой или седьмой раз заслужить ее предстоит, вдобавок к добрым делам, коими заслуживаете Вы ее постоянно: пусть и нехотя, придется Вашему Величеству примирить дерущихся, которые, в сущности, просто склоку кабачную затеяли.

Слишком я рассеян, чтобы в распри клубов мешаться: по привычке начну, того и гляди, стрелять по солдатам в [синих?] мундирах, рядом со мной выстроившимся; задушу фейяна, приняв его за якобинца, удавлю монархиста, спутав его с республиканцем: не имею я чести никаких прозваний знать, кроме роялиста, а греческий недостаточно выучил для того, чтобы понять, кто такие аристо— и демон-краты.