Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Когда бы не было увы! самым печальным возгласом в мире, начал бы с него последнее письмо, которое имею честь писать к Вашему Императорскому Величеству, ибо кажется мне, что не желаете Вы более их получать. Прежде лишал я себя этой чести или, вернее сказать, себя удерживал из боязни употребить во зло доброту, с какой Ваше Величество тотчас мне отвечали. Но как пальцы мои, а вернее сказать, губы вот уже полтора года эти драгоценные и священные начертания осязать не могут, боюсь я узреть то, что написал однажды Иосиф II, да славится его память, одному большому сочинителю меморий, Kein Antwort ist kein Antwort[943]. Последние пятнадцать лет никогда больше полугода не проходило, чтобы не мог я наслаждаться сим несказанным счастьем. А теперь за полтора года уже четвертое письмо пишу к Вашему Величеству, и первое печальное из тех шести с лишним десятков, какие благоволили Вы принимать милостиво и ласково.

Госпожа Лебрен[944], с которой письмо посылаю, всех живописцев ныне существующих превосходит. Однако и она горесть мою изобразить не сможет. Потеря состояния не слишком меня опечалила, я сего ожидал, ибо знаю тех деятелей, коим суждено было столько стран потерять и через столько рек переправиться задом наперед. Но потерять возможность переписки драгоценнейшей, приятнейшей и почетнейшей — куда хуже, чем Белёй потерять.

На горной скале, которую назвал я Мой приют, выстроил я маленький павильон 10 футов в диаметре и его Белёем нарек. Сим утешился. Знаю по-прежнему все, что до Вашего Императорского Величества касается. Знаю, что обладаете Вы здоровьем непоколебимым, таким же, как и душа Ваша, кою всегда таковой называл. Что же до моей души, она непоколебимой сделалась не силою ума, но силою обстоятельств, ибо нет более мочи терпеть все оплошности и интриги, которые войну самую нетрудную превратили в самую неудачную.

Думаю неустанно о былых временах: сожалею о счастливых мгновениях, когда слагал дань почтения к ногам Вашего Императорского Величества, когда слышал Вас, видел, боготворил. Дань эту обыкновенно изблизи не приносят, только для Вас одной, Государыня, исключение делается. Ныне издали, к несчастью, Вашему Величеству в почтении клянусь и прошу принять и на сей раз все изъявления моей благодарности, все порывы моего энтузиазма, все признания в моем фанатизме и уверения в почтительнейшей преданности, с которой честь имею пребывать,

Государыня,

Вашего Императорского Величества

Всепокорнейший и верный подданныйЛинь.

Вена, 13 апреля.

Екатерина II принцу де Линю, Царское Село, 3(14) июля 1795 г.[945]

Господин принц де Линь. Слишком уж Вы на расправу скоры: если я Вам полтора года не отвечала, думаете Вы, что я Ваших писем больше получать не хочу. Подумать можно, что Вы на сем свете не видели никогда медлительности, опозданий, писем без ответа, курьеров, которые вот-вот уехать должны и не уезжают вовсе никогда, приказов, отданных или не отданных, которые не выполняются, и проч., и проч., и проч. В прежние времена, кажется мне, полагалось хоть словечко позволить сказать тем, о ком речь идет, особливо ежели с ними пятнадцать лет знаешься. Но в наши времена, когда повсюду увы звучат, когда все правила принятые и установленные, кажется, ниспровергнуты, потому что было то ниспровергателям угодно, никого, разумеется, удивлять не должно, что новые моды торжествуют, скорые на несправедливость. Может статься, привыкнут к сему, как привыкли отступать и через реки переправляться задом наперед всякий раз, когда в прежние времена принято было наступать. И вот, спрашиваю я Вас, следовало ли извещать Вас печально обо всех увы, о злосчастиях и о совершенном моем недовольстве всем, что происходит? Писать Вам письма, пережевывая одну и те же скучную хулу, и тем Ваши неудовольствия умножать? Нет, предпочитаю Вам отвечать в тот миг, когда луч надежды воображение мое озарил и когда кажется мне, что зло уменьшить возможно и разом в добро превратить, злобные и скверные интриги расстроить без труда, а после останется лишь воротиться к незыблемым правилам власти королевской.