Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Вот что бы из того произошло: королевскую фамилию бы спасли, чудовищ рассеяли, а Шарль бы мой в живых остался. Полагал я, что еще в начале июля не поздно было это сделать, когда негодяи вооруженные из Монса бегством спасались.

Отчего не погиб он под стенами Измаила? Отчего не погиб я сам под стенами Очакова, среди наших блистательных канонад, диверсий, атак сухопутных и морских, атак на сады и проч.

Слаще умирать под знаменами победоносными Вашего Императорского Величества. Теперь же несчастлив я навеки.

Но чуть меньше несчастлив. Вас, Государыня, судьба одного из наших бравых солдат тронула. Да позволено будет Вашему Величеству наслаждаться всегда счастьем, которое так к Вам идет, которое нарочно для ясной Вашей души и августейшего лица создано. Могу ли я надеяться на малый уголок в Вашей памяти?

Честь имею пребывать с обыкновенной почтительной преданностью и восхищением безграничным,

Государыня,

Вашего Императорского Величества

Всепокорнейший и послушнейший слугаЛинь.

В моем Приюте[928], 6 октября

Екатерина II принцу де Линю, 22 октября (2 ноября) 1793 г.[929]

Господин принц де Линь. Если не отвечала я Вам полгода на последнее Ваше письмо, прощения прошу, следовала в том прославленным образцам, кои научили меня, что когда для дела срочного сулят курьера, который через восемь или десять дней в путь отправится, сие все равно как если бы обещали его через восемь или десять месяцев, а он и с места не тронется; впрочем, доброму хозяйству сие, разумеется, не помеха, своим я немало довольна, особливо с тех пор как изнурили нас празднества и хлопоты, во-первых, по случаю мира с Блистательной Портой. Во-вторых, по случаю свадьбы господина Александра, внука моего: мы Психею с Амуром повенчали[930]. Во время празднеств прибыл к нам посол Его Высочества[931], вид его не делает чести финансам султана Селима, в свите одни оборванцы, да вдобавок по последней моде лишенные тех принадлежностей платья, без каких прежде порядочному человеку показаться было невозможно; впрочем, неважно, может статься, они мне очень скоро третью войну объявят, дело нехитрое, стоит только захотеть, турки на державы христианские непохожи, они планы строить начинают лишь в конце осени, а на обдумывание все то время оставляют, пока виноград зреет. Коль скоро милорд Сент-Хеленс[932]

из Испании воротился сухопутным путем, ныне свободным, какого я ему желаю и какой, кажется, советовала, не преминул, полагаю, Вам второй визит нанести в Белёй, а в сем случае могла бы льстить себя надеждой новые сведения от него получить о красотах прелестного сего уголка, который скоро в Ваших краях единственным останется, ежели внутренние распри и война разорять продолжат пространство от Пиренеев до Рейна. Что же до Царского Села, где, по мнению Вашему, всем моим капризам место, украсила я его в последнее время пологим склоном, который от колоннады в сад ведет, и открытой ротондой о тридцати двух колоннах сибирского мрамора, хочу оттуда смотреть, как внуки резвятся на траве с женами и детьми, когда вторые у первых родятся. Два-три года назад я из сего самого Царского Села только вой ветра с моря слышала да пушечную пальбу, как Вы теперь в своем замке слышите, когда по куропаткам и воробьям стреляете. Нашим старинным Вобанам далеко до того, какой при Людовике XIV жил и один, ни генералов, ни дисциплины, ни армии не имея, помешал трехсоттысячному войску во Францию проникнуть, и пусть после сего говорит кто хочет, что все люди равны, но мы все ж таки и при наших Вобанах за два года с неприятелем покончили. Как бы счастлива я была знать, что все те, кому мы более всего сочувствуем, от всех чудовищных несчастий, от каких страждут они уже так давно, избавлены, но чего ожидать можно от этой гидры о семи сотнях голов, столько же жадной до крови человеческой, сколько злобной и коварной, нечего с ней переговариваться, а надобно ее истребить. Да сможет нынешняя война родить героев, сего дела достойных и внутренней политикой не развращенных, тогда на успех появится надежда. Покамест кажется мне, что превосходно Вы слог своим подчиненным исправляете и множество камней преткновения тем самым устраняете. Господин генерал-губернатор Тавриды граф Зубов[933] Вам деньги, вырученные от продажи Партениццы и Никиты, передаст, не знаю, прибегнет ли он к израэлиту, который Вашим доверием пользуется, или сего мужа давно уж на свете нет. Пристрастие мое к медалям и бильярду ослабело слегка, и кажется мне, что времени у меня только на то достанет, чтобы сказать, что пребываю я для вас, любезный принц, все та же, прощайте, желаю Вам здравствовать.

К.

22 октября 1793 года.

Принц де Линь Екатерине II, Вена, 25 февраля 1794 г.[934]

Государыня,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза