Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Женский пол Вам ту уверенность сообщает, от коей рождается величавость, то спокойствие, от коего рождается некая благородная нега, не равная бездеятельности и ведущая к размышлениям. Не поручусь за Ваше Величество верхом, но поручусь за Вас, когда Вы за столом сидите и великолепная Ваша голова, прекрасной рукою подпираемая, трудится так же неторопливо, как движется Ваше Величество, когда входит в гостиную Эрмитажа, но зато дела вершит очень скоро.

Товарищи мои, мурзы таврические, мужчину бы так ласково не встретили, а запорожцы, соседи мои по землям, которые Вы, Государыня, мне подарили, протянув в окно быстроходной галеры свою прекрасную руку в сторону левого берега Борисфена, — запорожцы величественному императору, который пожелал бы все своими глазами увидеть, засаду бы устроили. С женщиной такого бы не случилось. Мужчина теряет от пристального рассмотрения. Женщина приобретает. Ничего от нее не ждут, и от удивления переходят к уважению, а после к восхищению; если она вдобавок любезна, дружба и преданность к сему прибавляются и ничему не мешают.

Разве дерзнул бы я все сие написать мужчине, который воображает всегда, что желают подданные ему польстить или его обмануть, или от него холодность скрыть, или ему показать талант, для него обидный? Низкие царедворцы мечтают взглянуть в глаза государю, а глаза сии зачастую не самые красивые на свете. В глаза государыне всякий стремится заглянуть, не рискуя обвиненным быть в низости, ибо не высокой должности ищут, но хоть малого успеха в свете. Герой покорять чужие края горазд, но своего покорить не умеет.

Великий муж на коне в трепет приводит генералов, солдат, вельмож и крестьян. Великого мужа в коляске с пятью-шестью хорошенькими женщинами вместо адъютантов люди легкомысленные приветственными кличами провожают, а люди мыслящие — благословениями. Несколько мошенников при виде сего экипажа смеются и говорят: мы от ее взора ускользнем

. Будь Ваше Величество мужчиной, имели бы Вы на пятьдесят тысяч человек и пять миллионов больше. Поистине, не стоит труда изменять пол. У Вас и подданных, и рублей довольно, и Вы из садового киоска своего число тех и других преумножаете, а из палатки бы их уменьшили.

Как несхож Ваш взгляд приветливый и благодетельный со взглядом свирепым, каким бы Вы войско четырех— или пятисоттысячное обозревали?

Если по случайности, восторгом опьяненные, забываемся мы и больше говорим, чем следует, о Вашей чудесной и августейшей персоне, Вы себя по справедливости судите и, не обольщаясь, относите на счет галантности, какую женщина на троне пробуждает, быть может, еще сильнее, то, что отнес бы государь на счет низкопоклонства.

Государыня, привыкшая всех мужчин видеть у своих ног по обеим причинам, и как женщина, и как правительница, дурному расположению духа менее подвержена. Разве смог бы я Фридриху, Петру, Карлу, Людовику мое возмущение высказать, как высказал его однажды перед Вашим Величеством, когда услышал, что старинный закон предписывает на штурм первыми посылать приговоренных к смерти или негодяев, разные преступления совершивших. Поглядели Вы на меня, Государыня, поразмыслили — и ничего не сказали. Ручаюсь, что Ваше Величество сей приступ дикой учености с тех пор забыли.

Государь говорит всегда, что правду любит. Государыня того, что узнаёт, меньше страшится. Говорит она себе: все безмерно боятся мне наскучить, меня прогневить, в узком кругу моего расположения не удостоиться. Стало быть, то, что мне сообщают, вещь крайне необходимая и для меня полезная

.

То, что в поступках женщины назовем мы твердостью, у мужчины обернется зачастую упрямством. То, что у нее не более, чем снисходительность, лень или покладистость, то у него слабостью назовут. От скольких вещей мелких и вспомогательных, которых не замечаем мы, зависят вещи куда более значительные. Красивая туника из расшитого алого бархата, которую Ваше Величество носит, большее впечатление делает, чем сапоги и перевязь, а ваши пять крупных брильянтов в волосах — чем шляпы до смешного огромные или до смешного маленькие. Прекрасная Ваша рука электризует всех, от часового, который ее целует[966], до Ираклия и Гирея[967]. Рука великого мужа, иссохшая, быть может, и исхудавшая, такого действия не произведет, а низкопоклонник самый проворный, который ее схватить поспешит, нос себе расквасит.

Когда бы сын Карла VI своего новорожденного эрцгерцога венгерцам представил, охватил бы их тот прекрасный порыв, под властью коего они саблю из ножен выхватили, как поступили они при виде юной и прекрасной, злополучной и великой принцессы двадцати четырех лет от роду, великой нашей Марии Терезии?[968]