Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Впрочем, Государыня, скажу ли, к стыду рода человеческого? Видел я смерть четырех великих государей; много об том читал. Об них сожалеть принимались не прежде, чем через год. В первые полгода надежды рождаются; во вторые фрондировать начинают; все сие после смерти Марии Терезии произошло. Поначалу потерю очень слабо ощущают. Любопытствующие, равнодушные, неблагодарные, интриги плетущие — вот кто при новых царствованиях вперед выступает. Только через год солдат скажет: Иосиф II выстоял под пушечным обстрелом на плотине близ Бешании[976]и обстрелом ружейным в окрестностях Сабача: выдумал он медали за отвагу[977]; путешественник скажет: какие прекрасные выстроены здания для школ, больниц, тюрем! Промышленник скажет: сколько поощрений

! Земледелец: он сам землю пахал; еретик: он нам защитником был; директора всех департаментов, начальники всех канцелярий: он был нам разом и первым секретарем, и приказчиком, и надзирателем; министры: он жизни не щадил ради государства, в коем, по его собственным словам, был первым подданным; больной: он нас навещал беспрестанно; мещанин: он наши города украшал площадями и променадами

; крестьянин, слуга: мы с ним говорили, сколько вздумается; отец семейства: он нам советы давал; светское его общество: он был собеседник верный, любезный, рассказывал забавно, шутил остроумно; можно было ему все что угодно открыть.

Итак, Государыня, говорю я с Вами о жизни Его Императорского Величества, а ведь располагал говорить только о его смерти. Лишь нескольких черт достанет, чтобы портрет его завершить; но сегодня нет у меня на то сил; быть может, через несколько дней сие исполню. Ваше Императорское Величество две такие черты отыскали. Сказали Вы мне в карете по дороге в Царское Село десять лет назад: у государя Вашего на уме только полезное, ничего легкомысленного. Он точь-в-точь Петр I. Позволяет, чтобы ему противоречили; на противоречия не обижается и не только приказать, но и убедить хочет.

Прежде чем портрет дальше продолжать, шлю Вашему Величеству письмо, которое задушевный друг Ваш написал позавчера, в день своей смерти фельдмаршалу де Ласси[978]. Сие о двух персонах сразу представление даст.

Ах, Государыня, какое счастье, что ради утешения и чести рода человеческого Вашему Императорскому Величеству возраст, диета, здоровье и веселость позволят еще четыре десятка лет с нами оставаться.

Пребываю и проч.[979]

Принц де Линь Екатерине II[980]

Вена, 1790 год[981]

Не слишком я доволен письмом Вашего Императорского Величества, в коем слово печать чересчур часто, пожалуй, повторяется. Не стоит на такого человека дуться, который вместо объяснения может всего-навсего 400 тысяч человек направить.

Однажды один из наших любезнейших повес, барон де Безенваль[982], который с господином герцогом Орлеанским[983]

кутил, свою лестницу в Баньолé принялся поджигать. Попытался герцог ему помешать. «Вот что такое принцы, — сказал барон, — вечно принцами остаются; с ними не поиграешь».

Впрочем, я, Государыня, не играл и не поджигал. Я, должно быть, всего позволил себе нечаянно на Вас через плечо мое с восхищением заглядеться.

Нынче, Государыня, горжусь я собой; бунтую. Счастлив я, что предано печати то, что впечатление должно сделать на всю Европу.

О нет, Государыня! В отчаянии я, коль скоро Ваше Императорское Величество прогневил. Впрочем, не у великого мужа прощения прошу. А у великой императрицы. Вышла у меня эпиграмма! Простит ли мне ее Ваше Величество? Неважно, главное, что я отмщен: а теперь опять к Вашим стопам себя повергаю с преданностью фанатической Екатерине Великому.

Принц де Линь Екатерине II[984]. Фрагмент другого письма 1792 года