Человек, который в течение столь долгого времени заставлял говорить о себе, представлялся мне, юноше, обветшалым памятником, своего рода дряхлым Нестором. Судите о моем удивлении, когда я увидел, что принц де Линь в 72 года сохранил всю силу зрелого возраста! Будучи высокого роста, держась очень прямо, сохранив зрение и слух, а в особенности прекрасный желудок, оставаясь неизменным завсегдатаем светского общества, дамским угодником, и блистая изысканной фривольностью, принц де Линь ставил себе в заслугу обращаться с молодыми людьми как с товарищами; и можно представить, с какой готовностью я оказался принятым в их число. У него было еще много волос, и, поскольку он их пудрил, его красивое лицо, хотя на нем и были видны морщины, не являло никаких следов дряхлости. Ему прекрасно шла военная форма, и крест Марии-Терезии с благородством переплетался на его груди с орденом Золотого руна. Во время революций в Бельгии он потерял часть своего состояния, а остальное потратил. От огромных владений, отчасти переданных младшему сыну[1552]
, принц де Линь сохранил только небольшой дом на городском валу в Вене, прозванный по иронии особняком Линя. Там каждый вечер собиралось все его милое семейство, состоявшее из двух замужних дочерей и третьей дочери, в то время канониссы[1553]; там время от времени сходилось все, что в Вене было самого утонченного: и старые женщины изысканного тона, с величественными манерами, и женщины молодые и прелестные; там появлялась то группа англичан, путешествовавших, как говорил принц де Линь, для своего удовольствия, а не для удовольствия других, то русские, к коим он особо благоволил; немцев появлялось немного, разве что обломки времен императора Иосифа или знатные вельможи из Нидерландов, изгнанные, как старец у Вергилия или сам хозяин дома, далече от своих домашних пенатов. К этим всегда почтительным посетителям присоединялись кое-какие эмигранты высокого полета, граф Роже де Дамас, маркиз де Бонне[1554]; и, когда среди этой смеси гостей вы замечали человека с огненным взором и смуглым лицом южанина, то был Поццо ди Борго, прелесть беседы коего, иная, чем та, что отличала беседу принца де Линя, имела притягательную силу и чей оригинальный, пылкий и совершенно современный ум замечательным образом подчеркивал в высшей степени принадлежавший восемнадцатому столетию ум принца де Линя.В этом маленьком сероватом салоне, скромно обставленном и таком тесном, что в нем, когда собиралось все общество, было трудно найти место, даже чтобы стоять, в один из вечеров появилась госпожа де Сталь, блестящий метеор, привлекавший всеобщее любопытство и впоследствии оказавшийся для нас весьма полезным. Поначалу принц де Линь был не слишком к ней расположен. Театральная восторженность Коринны казалась ему довольно смешной, а ее неологизмы, служившие в качестве салонного остроумия, вызывали у него неприязнь. Во Франции до революции принц де Линь почти не встречался с господином Неккером[1555]
и весьма мало ценил его. Госпожа Неккер[1556] нагнала на него ужасную скуку, а о шведской посланнице[1557] он помнил только как об особе, чье уродство не вызывало сомнений и которая вмешивалась в политику и любила выспренные фразы.Принц де Линь был весьма предан королеве Марии-Антуанетте и рыцарски увлечен ею, потому общение с женевским министром могло быть ему только неприятным. Понадобилась вся мягкость его характера, вся утонченная деликатность его манер, чтобы увидеть в госпоже де Сталь, беглянке и уже изгнаннице в 1808 году, натуру избранную и совершенно исключительную, которой выдающиеся качества сердца, равно как и возвышенный ум, давали право на всеобщую благожелательность. По молчаливому договору весьма хорошего вкуса госпожа де Сталь и принц де Линь ни разу не обменялись ни одним серьезным словом о 1789 годе: в этом пункте они полностью расходились; никогда не смогли бы они понять друг друга, зайди речь о том, что имело отношение к революции. Граф де ла Марк (принц Огюст д’Аренберг)[1558]
, друг Мирабо и герцога Орлеанского и склонный в этом качестве разделить идеи госпожи де Сталь, хотя он и занимал положение в обществе, близкое тому, что занимал прежде принц де Линь, казался точкой пересечения этих двух столь противоположных умов, богом Термом, следившим за тем, чтобы владения каждого были тщательно охраняемы.