Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Я оставляю другим труд написать биографию принца де Линя, здесь я по прихоти пера бегло набрасываю впечатления, сохранившиеся у меня от встреч с этим замечательным человеком, с ранней юности принимавшим участие во всех стадиях восемнадцатого века. Принц де Линь, бельгиец по рождению, испанский гранд, получивший этот титул по наследству, фельдмаршал на службе Австрии, умом и сердцем был французом. Со времен госпожи де Помпадур, которую, заметим мимоходом, он считал пустой болтуньей и мещанкой, до госпожи Дюбарри[1568], чьим любовником-фаворитом он был после смерти Людовика XV и ради которой он перелез через стены аббатства Пон-о-дам, куда ее заключил Людовик XVI, наконец при Марии-Антуанетте принц де Линь и в Версале, и в Париже был своим с тем изысканным совершенством, секрет которого мы потеряли и которое не исключало ни достоинства с одной стороны, ни уважения с другой. Императрица Мария-Терезия проявляла по отношению к нему доброту, которую он сам расценивал как материнскую, Фридрих II искал встреч с ним; он тесно общался со всеми властелинами Европы, в том числе с Вольтером. Известно, что Екатерина II приняла его в свой интимный кружок и взяла с собой в путешествие. С каким восторгом он рассказывал нам о прелестных вечерах в Эрмитаже и о блистательном дворе Санкт-Петербурга! Принц де Линь сохранил подлинную привязанность к императрице и сотни раз повторял мне, что то была одна из самых совершенных женщин, каких он когда-либо встречал. «Императрица, — говорил он, — предусмотрительная, сдержанная, при случае величавая, императрица, которая взвешивала все свои жесты и все свои слова, была в то же время образцом грации, естественности и доброты. Когда она оставляла свой притворный важный вид, с какой снисходительностью, с какой очаровательной веселостью она воспринимала мои самые безудержные шалости». «Когда прусский наследный принц (впоследствии король Фридрих-Вильгельм II), — продолжал принц де Линь, — прибыл в Петербург, его повели в Академию наук; с принцем случился обморок, и его пришлось увести. Вечером императрица спросила меня о том, что произошло в Академии; я ей легкомысленно ответил: „Ничего необычного, сударыня; наследный принц посреди Академии от обилия знаний потерял сознание“. Императрицу весьма рассмешил этот ответ, и он уже начал распространяться в ее окружении, как я понял, что он может дойти до ушей наследного принца. На следующий день утром я примчался к нему и рассказал, что Ее Величество спросила меня о вчерашнем происшествии и я ей ответил: „От избытка знаний наследный принц посреди Академии потерял сознание“. Он расхохотался и стал спрашивать у всего двора: „Вы знаете новое словцо принца де Линя?“ Я поспешил рассказать обо всем императрице, и ей стоило большого труда сохранить серьезность, когда наступил ее черед услышать вопрос наследного принца: „Ваше Величество знает, что сказал принц де Линь?“». Все читали прелестные письма к госпоже де Куаньи, в которых принц де Линь дает отчет о своем путешествии в Крым с императрицей и о своих турецких кампаниях вместе с князем Потемкиным

[1569].

Принц де Линь провел часть своей жизни на войне, и воевал он, проявляя не столько большой талант, сколько самую блистательную отвагу. Он участвовал в Семилетней войне. Друг Лаудона и Ласси[1570]

, он именно тогда сблизился с принцем Генрихом Прусским, которого много лет спустя посетил в его философском уединении. Там герой-ветеран охотно предавался продолжительным рассуждениям о своей воинской жизни, которые, повторяясь, весьма утомляли слушателей. Потому принц де Линь говаривал: «На самом деле, когда принц Генрих начинает Семилетнюю войну, она тут же становится Тридцатилетней».

Невозможно в рамки данного очерка вместить все периоды столь долгой и полной приключений жизни, полностью ознакомить с которой мог бы нас только принц де Линь. После смерти императора Иосифа политическая карьера принца де Линя закончилась; с тех пор к его услугам больше не прибегали, однако он сохранил свое высокое общественное положение, свои титулы и чины. Для всей культурной Европы он казался хозяином Вены, и несомненно он был центром того общества, найти что-либо подобное коему мы бы нынче тщетно пытались. Самый неустанный фланер, принц де Линь был повсюду, в театре, в кабачках, в Пратере, часто в салонах и редко при дворе. В Вене все, и народ, и знать, приветствовали его с удовольствием; его замечали издалека, шел ли он пешком, закутанный в полувоенный плащ, или ехал в своей серой карете, запряженной двумя белыми лошадьми, на которой под княжеской короной красовался широкий гербовый щит его предков с поясом на золотом фоне и сверху

кличем великого дома Эгмонтов, из коего происходил принц де Линь: Quocumque res cadunt, semper linea recta

[1571]. На запятках этой кареты возвышался турок, подаренный ему князем Потемкиным после штурма Измаила и потому носивший имя этого города. Когда турок умер, маркиз де Бонне сочинил ему следующую эпитафию: