— Ну что ты заладил: джедай, джедай… оглянись, — я указал на танцующие в волнах звука и потоках фотонов пары — сегодня и здесь ты просто тот, кто ты есть сам по себе, без всего этого налета пафоса и своих правил. Это время и место ты выиграл сегодня внизу. Наслаждайся.
Подошел официант, принесший меню. Именно принесший. Живой официант. Я бы этому удивился, но провел еще не так много времени в этой механизированной галактике. Сделал заказ на пять тысяч кредитов. Он поднял вверх бровь, недоуменно вертя в руках планшет с заказом. Словно два бича, зашедших в магазин скупили в нем весь дорогой алкоголь и даже за него заплатили.
— Поставь то же, вот на тот столик, — я указал на один из свободных.
— Там никого нет, — ответил официант.
— К тому времени, как заказ будет готов, будут, — сказал Реван, словно бы к чему-то прислушавшись. — И облегчи слегка меню, — добавил он.
— Ужин по высшему разряду для трех прекрасных девушек. От имени вот этого молодого человека — я кивнул на Ревана.
— На ту же сумму? — уточнил официант.
— Да на ту же, — я снисходительно улыбнулся. — Вы оцениваете людей исключительно по их внешнему виду?
Левая рука вновь легла на пояс, невольно ощупав воздух на месте уже весьма удобной и привычной опоры — рукояти сабли. Реван заметив это движение, вздернул бровь, но промолчал.
Смущенный официант ушел.
— Пол суммы за раз, — сказал, скрывая за отрешенным выражением лица негодование, Реван. — Опрометчивый шаг. А что потом?
— У меня еще есть деньги, нельзя же быть таким мелочным! И это всего лишь деньги.
— Для тебя сумма небольшая, но посмотри на это глазами тех, кто никогда таких денег в глаза не видел. Орден тоже не богат. У нас не принято так сорить деньгами.
— Они уже не твои, — напомнил я ему. — Это не должно тебя волновать.
— Но ты угостил тех дам «за мой счет».
— «Тех дам»…, а ты не безнадежен. Смотри, они уже заходят сюда. И вправду очень хороши собой. Сила-силой, но пока не увидишь своими глазами… Какая из них тебе больше нравится? Брюнетка, или блондинка? Или та с кожей голубого отлива? Я не видел таких раньше. Но симпатичная.
— Джедаям…
— Здесь нет джедаев. — перебил я его. Грубо, но иначе я не мог.
— Мы избегаем чересчур эмоционального общения и излишне тесного взаимодействия между полами. — сменил тон джедай.
— Боги бессметные! Вот это фраза! — поразился я, возведя очи горе. — Скажи сразу, что совет еще и в кровать к вам заглядывает. Или запрещает трахаться.
— Нет, но такое понятие как "личная жизнь" джедаям неизвестна.
— Выбор многих — фыркнул я, — но навязывать его всей организации — редчайшее извращение. Зачем такие сложности?
— Мы должны избегать привязанностей и любого неравнодушия, затрудняющих беспристрастное суждение. Если для большинства разумных свойственно осуждать дискриминацию, то мы осуждаем и простое превознесение одних над другими на основании личного знакомства или не более, чем случайной принадлежности к каким-либо объединениям, социальным, политическим, культурным, каким угодно… считая это частным случаем дискриминации — выходит все прочие хуже. — сказал он. — и вдохновенно продолжил. — Нашими поступками должно двигать только служение Силе. Личные интересы и предпочтения вторичны. Некоторые говорят, что мы выше их. Это не так, просто мы оставляем их в стороне, — сказал он, как по учебнику.
Я не был уверен в том, говорил ли он то, что думал. Слишком правильно, слишком идеалистично для того скептика, которым он предстал передо мной ранее.
— Хотя та брюнеточка очень даже ничего, — добавил он неожиданно. — Но сказанное остается в силе. И в Силе.
— Но ты здесь, — заметил я.
— Потому что клятву джедая нарушать не следует. Каждый знает, что данное нами слово крепче дюракрита. Не пойдя с тобой, я бы подорвал авторитет Ордена и твое к нему уважение. Казалось бы мелочь, но это не так. Если хочешь, чтобы другие соблюдали правила и договора — начни с себя.
— А я бы рассказал это еще кому-то, — продолжил я. — Репутация ордена могла бы пострадать. Потерять уважение много легче, чем его заработать, верно?
— Верно, — согласился мой собеседник.
— Но, мне кажется, что ты сказал очень важную вещь — ты говоришь о репутации, как о некотором инструменте. А о честном поведении и сдержанных клятвах, как о точильном камне для него.
— Именно так. — продолжил он, как ни в чем ни бывало.
— И это должно вызывать доверие? — на моем лице заиграла безумная улыбка. Не более чем защитная реакция на информацию, угрожающую целостности психики.
— Ах да. Я бы должен был сказать, что держать свое слово и избегать лжи стоит просто так, потому что это плохо, — бесстрастно сказал Реван.
— Я ожидал этого, — ответил я.
— А я этого не скажу, не собираюсь впадать в идеализм. И не претендую на звание святого. Или идиота.