Принцип неопределенности

— Так говорят многие, но этому негласному союзу не одна тысяча лет, — на лице моего собеседника вновь растянулась улыбка робота, возможно искренняя. — Но ты думаешь правильным способом. Я бы и сам воспринял это с недоверием, также как и ты. Как работающий с архивами человек, я привык воспринимать любую информацию, как бы она не выглядела, с недоверием, будь то электронная статистика, записи воспоминаний, отчеты или летописи, даже нанесенные органическими красителями на выдубленные шкуры животных. И помимо этого я умею должным образом ее обрабатывать, чему ни на одном курсе по информационным технологиям никогда не научат. Там, к сожалению, не исследуют ошибки, возникающие еще до того, как они станут контентом.

— Но это устраивает власть имущих. Ты сам это сказал, — заметил я. — А сами вы дистанционируетесь от власти. Во всяком случае, вы не пишете законы, а исполняете их, как бы странно они не звучали.

— Именно так, — кивнул он.

— Тогда вы попросту политическая обслуга! Вам способствуют, поскольку вы устраиваете основные капиталы Галактики. Я бы не хотел тебя оскорблять, но выводы напрашиваются именно такие.

— Будь на твоем месте кто-либо иной, я бы не согласился. Может, даже изобразил бы оскорбленный вид. Но, увы, ты прав. Мир устроен так, что нельзя ничего достигнуть, находясь с ним в состоянии войны. И мы идем на компромиссы, если это нужно и это не какой-то фатальный недостаток Ордена. Мир реальный состоит из компромиссов чуть менее, чем полностью. А для Ордена, которому более двадцати тысяч лет, максимализм был бы неуместной в своей запоздалости болезнью.

Я мысленно с ним не согласился. Мы всегда в состоянии войны с миром и обычно он побеждает, а мы напротив — капитулируем.

— И как часто удается этих… компромиссов достигнуть? — сказал я скривившись.

— Достаточно часто. Но иногда слова не помогают, но в подобных случаях я излишне хорошо владею мечом. И не только мечом, хотя это не всегда находит должное понимание.

— Излишне? Как можно владеть оружием излишне хорошо? — от такого словосочетания меня аж перекосило.

— Можно, — он склонил голову набок, как сова. — Это значит, что следует направить свои таланты на иные способы преодоления препятствий. А моя уверенность в низком для меня риске, связанном с силовым решением задачи, приводит к тому, что я могу и не рассмотреть другие пути. — ответил явно подготовленной заранее фразой. Видимо он не раз задавался этим вопросом. Или его ему задавали.

— Не всегда они есть, эти возможности. И не всегда стоит ими пользоваться. Миролюбие могут воспринять за трусость — это аукнется в будущем, — заметил я.

— Тогда нужно найти в себе мужество взять меч и сражаться. В этом случае мои навыки считаются вполне достаточными.

Официант принес заказ. Я разлил зелтронское вино тридцатилетней выдержки по бокалам. Янтарная жидкость скользнула в стекло сосудов — затем по пищеводу вниз, еще по пути в желудок растворенный в нем алкоголь уже диффундировал в кровоток направляясь в сосуды головного мозга. Изменяя сознание. Интересно, как алкоголь действует на джедаев?

— Возвращаясь к моему вопросу, почему вам нельзя жениться или встречаться с девушками?

— Я могу начать рассказывать печальные истории про привязанности, но человеку не следующими путями Ордена будет трудно это понять. Но, есть еще причины, которые понятны любому. Главная — тогда мы будем уделять больше времени одному человеку, когда Сила дает нам возможность помогать тысячам и миллионам. Неравноценный обмен.

— Времени всегда не хватает. Его пугающе мало. Если бы его нехватка ощущалась, как нехватка воздуха мы хрипели бы, как висельники, в скоротечной минуте до финала припадочно болтающие ногами и тем самым только сильнее затягивающие скользкий узел. Попытайся успеть все, и потеряешь рассудок. Задумайся об этом и Хронос раздавит тебя, как насекомое. Одним небрежным и бесконечно тяжелым взглядом.

— Мало, — согласился Реван. — Но тогда это значит, что мы должны расходовать его разумно. Как всякий истощимый ресурс.

— Не значит ли это, что не имеет смысла ничего? Больше ты успеешь сотворить «добра», или нет? Все это неважно, — возразил я. — Важно только настоящее. И пытаться управлять своим временем… не ценнее ли один вздох, один миг всей остальной жизни? Если он был наполнен смыслом?

— Он пройдет. А результат нашей работы останется.

— Но любимый, родной для тебя человек… не стоит ли он выше тех миллионов, с которыми тебя ничего не объединяет? — зашел я с другой стороны. Самому мне эта концепция до конца непонятна, но столь многие ее придерживаются, находя в ней нечто важное, постоянно от меня ускользающее.

— Все люди равноценны. Мы не можем ставить одних выше других. Личные знакомства значат для нас много меньше, чем многие политики хотели бы. Мы уважаем одинаково все формы жизни.

— За уважение, — предложил он тост. Который хотел предложить вообще-то я. Он опять улыбался и вновь я не мог определить по-настоящему ли, наслаждаясь моим замешательством или совершая ожидаемый от меня поступок.

— За уважение, — повторил я за своим нереализованным будущим.