Принцип неопределенности

Нейла помогла мужу добраться до медицинского отсека. Похоже, я опять не знал неких тонкостей физиологии твилеков, и ему действительно нужна была помощь. Хотя хлопнуло и не сильно, на мой взгляд. Во всяком случае, в ушах звенело недолго. Но, как сказала Нейла, такова расплата твилеков за острый слух в широких диапазонах.

Требования к судовладельцам о медицинском обеспечении сильно разнились в зависимости от размера судна и его автономности. Да и от возможного экипажа также. Наш медпункт мог провести несложные анализы или оказать первую помощь. Провести серьезную операцию в нем было невозможно – по местным меркам. По моему мнению, функционал был потрясающий. В крайнем случае, в соседней кухне был тибановый холодильник. Соседство кухни и медицины по этой причине не было случайным. Оборудование необходимое для шоковой заморозки/разморозки в тибане было тяжело и габаритно, но стоило дешевле, чем полноценная хирургическая ячейка. Да и хранить тибан, бывший рабочим телом для субсветовых двигателей в жидком виде было опасно. Эта «горючка» натурально была горючей и не менее огнеопасной, чем керосин.

Нашу автономность ограничивал именно запас этого сжиженного или замороженного до кристаллического состояния газа, расходуемого релятивистскими двигателями, а также продовольствие – у нас не было сублиматоров и пищевых реакторов, как на большом военном корабле.

Пока капитан валялся под капельницей и отходил от шока в компании твилечки, я носился по всему кораблю и проверял агрегаты на работоспособность. Несколько резервированных систем, не имевших большой важности, работали с перебоями, но ситуация оказалась лучше, чем я ожидал. Выходит, что некая угроза, все еще тревожащая самую периферию сознания связана вовсе не с техническим состоянием корабля и это… напрягает.

Т2-B3 был отправлен наружу, заваривать лопнувшие трубки теплового проектора. Ему пришлось отрезать и заглушить часть змеевиков, поскольку ликвидировать трещины не представлялось возможным.

То, что в охлаждении использовался именно гелий, а не, к примеру, вода, было большим неудобством. Одно повреждение – и он в секунду утекает в вакуум. Часть теплообменника опустошается – часть, поскольку она оперативно отсекается силовой завесой, не дающей разом потерять весь теплоноситель. Гелий – весьма своенравный, чистых кровей газ, не терпящий несвободы. Но давление, которое надо было создать в трубках для предотвращения закипания, к примеру, воды, при температуре в тысячу градусов, как и необходимая система компенсации объема, критически увеличили бы вес систем охлаждения. Не говоря о том, что теплопередача через толстые трубки, рассчитанные на такое чудовищное давление, шла бы и вовсе вяло. А замерзнув в трубах при нулевой отводимой мощности, она могла вывести судно из строя. Вода, как теплоноситель – бессмертная классика, но не для звездолета.

Кроме того она была еще и очень тяжелой, что ставило крест на идее использования любой другой жидкости с более высокой температурой кипения (вроде жидкого металла) в качестве теплоносителя. Поэтому охлаждение было безальтернативно газовым.

Трубки имели сложную форму, интенсифицируя теплообмен. Меня, как энергетика восхищала мощность этих теплообменников при их малом весе и одновременно огромной стойкости к перегрузкам.

Закончив регламентные работы, я перетащил весь груз платиновых металлов в контейнеры грузового трюма, чтобы они не мешались под ногами. Почти полтонны платины и еще каких-то более редких металлов.

До выхода из гипера я даже позволил себе немного вздремнуть, а за двадцать минут меня поднял сигнал будильника. Наглотавшись кафа, я еще раз поплевался с этого напитка. Надо найти аналог чая в Галактике! Взбодрившись и перекусив энергетическим батончиком, я прошел в пилотскую, где уже расположился Травер.

– У меня нехорошее предчувствие… – сказал я вкрадчиво. На душе действительно висел груз тревоги.

– У меня, как это ни странно тоже, – отхлебнул кафа капитан. – Беда не приходит одна.

Мерцание гиперпространства перед нами погасло, открыв вид на тусклую точку – далекое светило. Звезда необычно меняла свет через мерцающий барьер, пока мы «всплывали» из гипера. Но, это мог видеть только я сам. Сними это камерой и воспроизведи на датападе, я бы увидел куда более тусклую картину. Но я не спешил знакомиться с психиатрией и не делился этим с окружающими.

Травер тут же вывел навигационную обстановку на лобовое остекление. К нам, ускоряясь, шло на перехват неопознанное судно. Слишком быстро, чтобы избегнуть пересечения траекторий.

– Еще одни умственно обделенные, – глубокомысленно сказал капитан. И тяжело вздохнув, нажал кнопку боевой тревоги. Она по совместительству готовила корабль к боевому положению, а не только терзала слух малочисленного экипажа. Затем, когда до нас все равно не дошло, он отключил душераздирающий вопль.

– Травер, – раздался голос Нейлы, – в чем дело?

– Пираты... Чего стоим? Живо к бою! К бою! Я кому сказал?! – заорал он, привстав с кресла.