Принцип неопределенности

Забыв про сон, я стучал по клавиатуре и бегал по кораблю, подгоняя Железяку и Затупня, как я ласково именовал погрузчика. Травер старался помогать мне, как мог, но капитан судна, выполняющий работу механика, это несколько странно, поэтому большую часть времени он торчал в кантине, узнав абсолютно все о безыменном поселении Апатроса. Корпорация «Рудодобыча внешнего кольца» даже поленилась дать ему имя. А номером никто не пользовался. Второго такого же здесь не было. «Поселение»

– Олег, я кажется, нашел способ тебя отвлечь, – сказал Травер.

– Что именно?

– Ты же хотел посмотреть, как добывают кортозис? Так я мог убедить одного собу… знакомого протащить туда пару человек.

– И что ему с того? – спросил я со вздохом.

– Он реализует металлолом с судна, в этом он мастер. По металлолому в смысле, – радостно пояснил Травер.

– Ладно, я давно хотел развеяться, – сказал я, сомневаясь в том, что прогулка по шахте может быть развлечением. Но интересной она должна была быть, несомненно.

Из неудобств, ожидающих меня в шахте, в первую очередь можно было назвать сам кортозис. Его необработанная руда могла вывести из строя любую электронику, или автоматику. Стоит стукнуть по руде – и от электромагнитного импульса вянет любая электроника. Даже виброоружие работало в шахте через раз. А нести в нее что-то сложное, вроде комлинка означало бесславный конец этого аппарата на свалке металлолома.

Недостаточная изученность природы свойств этого твердого материала не мешала вести его крупномасштабную добычу, причем методами, которые сочли бы архаичными и на Земле. Дело усугубляла тонкодисперсная пыль, попадавшая в легкие, вызывая тяжелые заболевания и возможно бывшая канцерогеном. Возможно – потому что никто не проводил необходимых исследований. От нее мало помогали даже одноразовые фильтры, выдаваемые шахтерам. Специальные же дыхательные системы рядовым шахтерам были не по карману. Поскольку должны были быть защищены от ЭМИ.

Я с трудом представляю, как можно заманить кого-то на такую работу. Пока я думал над этим, нас встретил горный инженер по имени Ирвин Найс – обросший щетиной невысокий мужичок.

– Не думал, что кому-либо будет интересно посмотреть, как идут работы в шахте, – сказал он, сплюнув на пол.

– Добыча кортозиса это уникальный процесс, – осторожно сказал я.

– Редкая ебота. Посмотришь на шахтеров, вот они будут удивлены, что какому-то хрену интересен этот «процесс».

– И кто здесь работает? – спросил его Травер.

– Законтрактованные работники, – сказал Ирвин.

– И как это переводится с юридического на человеческий? – задал я вопрос.

Тот громко заржал.

– А ты соображаешь. Начальник, когда отсюда посбежали все, кто мог, нашел им замену. Купил в каком-то диком мирке лицензию частной каторги. Э.. частного трудового исправительного учреждения, – он еще раз сплюнул.

– Рабы? – я вздернул бровь.

– Мы так не говорим. «Исправляющиеся». Но типа того.

– Суть от того не меняется.

– Философия не находит спроса на Апатросе. Лучше проверьте, что не взяли с собой ничего ценного, что жалко будет выбрасывать на выходе из шахты.

– Ничего такого.

– Идите за мной, – сказал Ирвин.

Мы прошли мимо кантины, у стены которой отливал еще один человек в грубой форме, такой же как у Ирвина.

– А это геолог Дэн. Он идет в смену с нами.

– Отлично, – сказал Травер. – Где мы собираемся?

– Сейчас мы сядем в скотовоз и доберемся до ствола шахты.

– Хорошо.

Скотовозом инженер обозвал лэндспидер, в который входило пятьдесят каторжников. И еще столько же стоя. Большинство из «исправляющихся» было людьми, но были и гуманоиды, которых я не знал, как и называть. Все они были одеты в ту же форму из плотной материи, но выкрашенную броско полосами желтого и черного, на поясе болтались респираторы не способные защитить их легкие от самой мелкой пыли. Такие же Ирвин выдал и нам, только новые, еще не исчерпавшие ресурс фильтров.

Пассажирский лэндспидер качался и гудел изношенными репульсорами, таща живой груз до зева шахты.

Попав на ее территорию, я погрузился в далекое прошлое. Гудели электродвигатели, опуская клеть вниз. Минутное чувство невесомости и мы так глубоко, насколько это возможно, среди пластов пород, бывших старше моего солнца. Кортозис – очень редкий минерал не просто так.

Та ненависть, злость и отчаяние что несли в себе каторжники, опускающиеся вместе с нами, вливается в целое море эмоций, затапливающих изнутри штреки шахты. Матерится стволовой. Люди в клети отвечают ему нестройным хором. Внизу они должны добыть свою норму, добудут больше – сократят свой срок на каторге. Меньше, - проведут лишние годы в этом подземном плену.

– За мной. Я не работал экскурсоводом, но тут и смотреть не на что, – вел нас за собой Ирвин.

– Это проходчик, – он показал в сторону несчастного тащившего на плече нечто тяжелое и длинное. Ярко горели лампы над головой.

Мы сели в тележку, идущую в рукав шахты. Штрек был широким, но очень низким. Давило замкнутое пространство, да и в Силе сжимало. Гадостное место.