Принцип неопределенности

– Через четыре минуты мы все станем своими отражениями. А вот, что станет с дисплеями, я еще не сообразил.

– Какие на хер дисплеи! – заорал Кейн, – Ты где этого штурмана нашел, капитан?

– Встретил в пустыне. Там, где другие формы жизни, кроме микробов не встречаются. У него повышенная выживаемость, – уже достаточно бодро отрапортовал Травер.

– Я отработаю свой долг и сваливаю с этой шаланды, – сказал Кейн. После чего наемник начал грязно и неразборчиво выражаться.

– Ты никак не можешь это компенсировать? – спросил меня Капитан.

– Во-первых, я и сам не до конца понимаю, как так вышло. Теоретической базы не хватает. Во-вторых, я не знаю, как это предотвратить так, чтобы после этого не выйти хатт его знает где.

– И что нам остается? – обреченно спросила Нейла.

– Сидеть и не дергаться! – я вгляделся в недобрые строчки на фримсе. И не сдержался, нервно хихикнув. – Это даже может быть интересно. Все произойдет настолько быстро, что, скорее всего, мы и не заметим, как это произойдет, – постарался я успокоить экипаж. Безуспешно.

Примечания

[1]Станнер выбрасывает отравленную стрелу или иглу с небольшой начальной скоростью — чтобы преодолеть силовой щит. Позаимствован из мира «Дюны» по той простой причине, что и силовые личные щиты создателями КОТОРа позаимствованы тоже оттуда.

20. Хиральность, или проворачивая против часовой стрелки

qɯɔонqvɐdиХ .XX

— Это харчевня, наверху-то?

— Это трахтир, и бильярд имеется; и принцессы найдутся… »

— Фёдор Михайлович Достоевский, «Преступление и наказание»

Жизнь — это путь, на котором всегда подстерегает смерть.

Трасса 60

Музыка

Мракобесие и Джаз – Пикник

One More Kiss, Dear – Vangelis

Я вжался в кресло, стараясь дышать медленно и равномерно. Вдохнуть и не дышать – как на флюорографии. Зажмурился. Отчитал про себя время… и ничего не почувствовал. Открыл глаза, огляделся – ничего примечательное не произошло. Я вполне сносно себя чувствую, вижу, дышу.

– Все в норме? – спросил Травер.

– Я в норме, – сказал я. Затем посмотрел в монитор и вовсе не окосел. Он показывал все те же буквы и цифры, никуда не отразившиеся.

Строчки привычно бежали слева на право. Сердце упрямо и неустанно, на износ, билось слева. Все вроде бы было нормально. Я поднял правую руку… правую? Странно… ничего, кажется, не изменилось.

– Вроде ничего не изменилось, – вторил моим мыслям Кейн.

– Ты правша? – спросил я, поскольку, несмотря на спарринги так и не разобрался в том какая же рука у него ведущая.

– Я амбидекстр, – развеял он мои сомнения. Я же понял, почему он так странно фехтовал. И то, что он мог вызвать внезапную смерть от удивления.

По идее, все «право» должно было смениться на «лево». Но я этого не замечал, похоже, оттого что мое «лево» и «право» также поменялись местами. И доли мозга… зашел бы на наш корабль посторонний, и он бы вмиг заметил отраженные надписи, но нас отразило вместе с ними.

Гиперпривод! Мысль сразу же сорвалась в спринт вдоль виртуальной цепочки, идущей от датчиков, включающей в себя сами данные, интерфейсы, что отсылали их дальше, то, что их обрабатывало и так вплоть до мотиватора гиперпривода и самых его приводов. «Поворот», «поворот», еще «поворот»… шарик перекатывался по полям рулетки, ударяясь о ребра, разделяющие клетки… четное число! Ошибка должна скомпенсировать ошибку – и нам не грозит сбиться с курса. А ведь был шанс заплутать в бездне космоса.

– Тогда осмотри окружающий мир. Может, заметишь изменения, – сказал капитан. – Хотя я их и не вижу. Это, мм… зеркальное отражение точно произошло, как ты говоришь? – обратился он ко мне.

– Совершенно точно. Мы как слизняк проползший по листу Мебиуса – развернулись в пространстве. Причем так, что даже этого и не заметили.

– Так может ничего и не произошло? – спросил Кейн.

– Хотелось бы, – сказала Нейла.

– Мозги наши построены на геометрическом принципе работы. А вот у дроида… Т2, ты ничего необычного не заметил? – спросил я Железяку.

– Технические надписи и маркеры корректны, – пропищал тот в ответ.

– А с тобой самим все нормально?

– Запускаю самодиагностику… основные показатели в пределах нормы, – отрапортовал он.

– До связи, – сказал я. – и этот туда же…

– И как это все перевернувшись, продолжает работать? – вкрадчиво спросил Кейн.

– А как работает, развернувшись, твое сердце? Просто развернулось на корабле все – и нам это безразлично. Пока. Как этого не замечаем мы сами, так и агрегаты «не замечают» таких изменений друг за другом. В безумном мире безумец – и есть самый, что ни на есть нормальный и адекватный его житель. Другое дело, что нам еще придется возвращаться в мир безумцев… или нормальных. Это как посмотреть. А пока что мы – коренные жители зазеркалья.

– Олег, это можно исправить? – спросил меня капитан.

– Во время другого прыжка. И только, если у меня это получится, – ответил я.

– Ты это сделаешь, – требовательно и недовольно сказал капитан. – Мне не охота читать надписи, как в зеркале. Полагаю, что именно это ждет меня, когда мы прибудем с грузом?