Спустя некоторое время, перевернувшись на бок, Эллен подергала руками, а потом и ощупала наручники. Сталь отлично сидела на ней. Устройства из зубчатых дужек и защелок, плотно охватили ее запястья. Простое, надежное и эффективное устройство. У нее не было ни малейшего шанса стянуть браслеты с себя. Они были сделаны не для того, чтобы рабыня могла избавиться от них.
Какое-то время Эллен без движения лежала на соломе. Она полагала, что мужчина ушел, но не знала этого наверняка. А что, если мужчина подсматривал? Она знала какой эффект может произвести на мужчину наблюдение за голой, связанной женщиной, даже такой как она, наполовину утонувшей в соломе, в которую она была сброшена. Рабыня лежала, напуганная, избитая, взятая, пытаясь постичь то изменение, что произошло в ее жизни.
Пролежав так, примерно, ан, Эллен нерешительно поднялась на колени и, как смогла, учитывая капюшон и наручники, исследовала пространство вокруг себя. Цепь была прикреплена к кольцу в полу перед ней, оставляя ей небольшую степень свободы, скажем, примерно четыре — четыре с половиной фута. Она находилась, учитывая низкие деревянные стены слева и справа, в, своего рода, открытом закутке.
В этом месте однозначно присутствовал запах животных, сырой, затхлый, кислый и какой-то еще. Судя по интенсивности, это было большое животное, или животных было много. Это место напоминало сарай, подумала Эллен, но оно находилось слишком высоко для сарая. Куда же она попала? Что это за место? Какие животные, какие существа, могли содержаться здесь, так высоко?
Понемногу ощупывая свой закуток, где телом, где ногами, где пальцами, скованных сзади рук, она обнаружила, к своей радости, в пределах своей досягаемости, хотя и на пределе длины цепи, большой сосуд, сделанный из чего-то похожего на фарфор. Он был чист, но по его размеру, Эллен поняла, что сосуд не мог быть предназначен для пищи или воды. Это точно был ночной горшок. Ее мочевой пузырь давно кричал о необходимости облегчения, но она боялась пачкать солому, даже отодвинувшись на всю длину цепи. Девушка боялась новой встречи с плетью. Рабовладельцы редко проявляют терпение к небрежным рабыням. Такие горшки или сосуды, служащие очевидной цели, по понятным причинам, часто можно найти в рабских конурах и клетках. Присутствие здесь горшка, кольца в полу с цепью и ошейником, наводило на мысль, что этот небольшой закуток или домик, был предназначен и заранее подготовлен для содержания в нем рабыни. Эллен предположила, что была не первой, и вероятно, не станет последней рабыней, которую разместили в этом узком, застеленном соломой пространстве. Мысленно поблагодарив неизвестных мужчин за предоставленные ей удобства, она присела на корточки над сосудом и облегчилась.
И хотя, конечно, Эллен обрадовало присутствие горшка в пределах ее досягаемости, и она была по-настоящему благодарна за это удобство, но чуть позже, рассматривая простоту, грубость и прямоту этого средства, подходящего для непритязательной рабыни, и представив, как она выглядела со стороны, сидя над ним на корточках, с капюшоном на голове, прикованная цепью, голая, с закованными в наручники за спиной руками, она почувствовала, что краснеет от стыда. Интересно, что бы подумали об этом ее сестры по идеологии на Земле. «А впрочем, — подумала она, — пусть-ка они сами окажутся на цепи, на Горе! Пусть они сами попробуют быть посаженной на цепь, закованной в наручники, сидящей на корточках рабыней! Посмотрим, что останется потом от их тщеславия, достоинства и софистики!» Безусловно, за время обучения ей не раз приходилось облегчаться на виду у мужчин. Предполагается, что это полезно для рабыни. У кейджеры нет права на частную жизнь или скромность, не больше чем у верра или кайилы, поскольку она, как и они, является всего лишь разновидностью домашних животных.
«Это — мое новое рабство», — подумала она, лежа на соломе, и тихонько заплакала.
Она помнила плеть. Это рабство точно не будет легким. Этот мужчина или эти мужчины, точно не их тех, кто будет нежен с рабыней. Такие хорошо знают, как надо использовать рабынь. Ее лицо в темноте капюшона и все ее обнаженное тело покраснели от стыда, унижения. Ей вспомнилась большая, гладкая, круглая кожаную поверхность, на которую ее бросили животом вниз. Эллен в сердитом протесте попыталась стянуть с рук браслеты, бесполезно, конечно. Затем она снова затихла, осознав свою полную беспомощность. Она была рабыней, с которой эти люди могли сделать все, что они пожелают.
«Я — всего лишь рабыня, — с горечью напомнила она себе. — Я должна подчиняться. Я должна повиноваться. Я — рабыня, и, фактически, моя первая услуга уже была оказана моему новому господину».
«Как странно, — подумала Эллен, — быть полностью во власти других, знать, что Ты — рабыня, что они — рабовладельцы, что Ты должна повиноваться им и прилагать все усилия, старательно, отчаянно, чтобы доставить им удовольствие, используя для этого весь свой талант, ум и красоту. И при этом у тебя нет никакой альтернативы. И это просто так, как оно есть».