Клетка Эллен и несколько подобных, но больших размером клеток, некоторые из которых мало чем отличались от выставочных, находилась в месте, огороженном натянутыми между вкопанными в землю столбами веревками. Большинство клеток, само собой, были не пустыми. Это огороженное место соседствовало непосредственно с областью торгов, находясь позади нее. В одном конце этой области располагалась большая сцена, высотой около двух ярдов и футов двадцать диаметром, с широкими ступенями с каждой стороны, по которым живой товар было удобно выводить на ее поверхность, а затем столь же непринужденно уводить к покупателям. Зрительный зал, если можно так выразиться, располагался под открытым небом и представлял собой нескольких рядов часто поставленных скамей. Скамьи установили на склоне небольшого холма, оттого ряды получились полукруглыми и каждый следующий ряд был выше предыдущего. Для освещения сцены, возведенной как раз у подножия холма, с наступлением темноты зажигали факел.
Все тело Эллен жутко болело, ноги подкашивались и почти на каждом шаге норовили зацепиться одна за другую, фактически девушка в колонне, едва могла идти, но шла. В общем, писец, направивший ее из танцевального круга в тесную клетку, по крайней мере, в одном был не прав. Когда ее выпустили, а точнее вытащили из клетки, она не то, что бежать на торги, она идти-то туда могла с большим трудом. Однако, по мере ходьбы, постепенно, шаг за шагом, благодаря неспешным движениям и сопутствующим сокращениям и растяжениям мышц ее конечностей, боль, поселившаяся в теле начала рассеиваться.
«Я иду к месту, где мною будут торговать! — думала она. — Интересно, захотел бы какой-нибудь из моих бывших коллег-мужчин сделать предложение цены за меня, чтобы владеть мной. Или они купили бы меня ради того, чтобы освободить? Могли ли они быть настолько глупы? Очень вероятно. Отказались бы они от возможности владеть чем-то столь драгоценным, столь восхитительным и желанным, как я? Возможно. И даже, скорее всего. Или, быть может, это было тем, о чем они втайне мечтали? Как знать, возможно, кое-кто из них, действительно мечтал увидеть меня у своих ног, голой и закованной в их цепи. Интересно, были бы они в такой ситуации столь глупы, чтобы освободить меня? Вероятно, поскольку они настоящие ослы. И предполагается, что я должна была бы делать вид, что благодарна им за это! Но не исключено, что некоторые из них не оказались бы столь глупы, чтобы подарить мне свободу. В конце концов, у гореан есть поговорка, что только дурак освободит рабыню. Правда, те мужчины, которых я знала на Земле, как раз такими дураками и были. Скорее всего, они освободили бы меня. Сейчас мне трудно сказать это наверняка. В любом случае я не уверена, что хотела бы принадлежать кому-либо из них. Не думаю, что они хотя бы представляют, как следует обращаться со мной. Сомневаюсь, что им вообще известно, что делать с рабской девкой».
Эллен прикинула, что на этой цепи было двадцать рабынь, вероятно, лоты со сто пятнадцатого по сто тридцать четвертый. Также она предположила, что скоро они должны добраться до большой сцены. Ее догадка была почти, если не полностью, правильна, поскольку их караван подвели к специальному проходу, одному из нескольких, подготовленных примерно в полусотне ярдов от места проведения аукциона. Таких проходов, огороженных натянутыми на столбах лентами, здесь было много, и почти в каждом из них находилась цепочка скованных в караван, ожидающих рабынь. Они в целом были предоставлены самим себе, отдыхали сидя, стоя на коленях или лежа, в зависимости только от того, что позволяло им ограничение, наложенное на них способом сковывания. Одни девушки были спокойны и перешептывались друг с дружкой, другие, особенно находившие в почти опустевших или в самых близких к зоне торгов проходах, тревожно озирались, сверкая бледными лицами. Эллен отметила, что в большинстве проходов девушки были скованы тем же способом, что и в их цепочке.
— Это — ваш проход, — сообщил дежурный, когда группа Эллен была введена внутрь. — Вы останетесь здесь, и выйдете только незадолго до начала вашей продажи. Здесь можете делать что хотите, вам даже не запрещается разговаривать, только негромко, но вставать без разрешения вы не можете.
— Господин, — подала голос сто пятнадцатая, — я могу говорить?
Мужчина окинул ее пристальным взглядом, и его лицо скривилось в гримасе раздражения, казалось бы, мелочь, но тому, кто прикован к цепи она не сулила ничего хорошего. Однако мгновением позже, по-видимому, найдя девушку вполне приемлемой, он кивнул и коротко бросил:
— Говори.