«Конечно, она настоящая красавица, — с завистью подумала Эллен. — Полагаю, что у такой красотки, как она, куда больше шансов, чем у других, получить подобные привилегии. Держу пари, что эта соблазнительная лиса, прекрасно знает, насколько она красива. Не потому ли она такая смелая? Уверена, что именно поэтому. Интересно, а мне в подобной ситуации разрешили бы говорить? Возможно. Впрочем, обычно девушка мало чем рискует, спрашивая разрешения говорить. Наказать за это могут крайне редко. В конце концов, как еще рабыня может говорить, если она не имеет права попросить разрешения сделать это?»
— Сколько времени, Господин, осталось до нашей продажи? — спросила сто пятнадцатая.
«Насколько же она отважная», — подумала Эллен.
— Думаю, — ответил он, обводя взглядом проходы и ожидающих в них своей участи женщин, и прикидывая длины цепочек, — не меньше двух анов.
«Как долго!», — воскликнула про себя Эллен.
— Спасибо, Господин, — поблагодарила спрашивавшая девушка.
«Похоже, он не отказался бы владеть ей, — предположила Эллен. — Интересно, а захотел бы он владеть и мной тоже? Все возможно. Подозреваю, что я сделала бы для все что угодно, и вполне преуспела бы в этом».
— Позже вас накормят и напоят, и разрешать облегчиться, — добавил мужчина.
— Да, Господин, — отозвалась сто пятнадцатая, — спасибо, Господин.
Дежурный отвернулся и ушел, немного позже вернувшись с другой колонной невольниц, заведя их в следующий проход. Время от времени, он появлялся снова, один за другой приводя новые караваны девушек в тот или иной проход подготовительной зоны.
Эллен подняла запястье, и осмотрела браслет, сомкнутый на нем. Конечно, нечего было и думать о том, что она сможет стянуть его с руки. Затем она легла между девушками с номерами сто шестнадцать и сто восемнадцать, и с наслаждением, почти по-кошачьи, потянулась всем телом. Как хорошо, все-таки оказаться вне клетки!
Эллен лежала на спине и пялилась в небо. Внезапно, на какое-то мгновение, она почувствовала злость на мужчин.
«Они посадили меня в клетку! В клетку! — возмущенно думала она. — Какое право они имели так со мной поступать? По какому такому праву меня держали в клетке? По какому праву эти гореанские животные присвоили себе право держать женщин в клетках, или точнее, таких женщин как я?»
Правда, уже через долю секунды до Эллен дошло, насколько глупым был ее вопрос. Это был вопрос Земли, вопрос другого мира, далекого, легкомысленного, грязного, шумного, неестественного, искусственного мира, вопрос другой системы идеалов, той, которая направлена не на содружество с природой, но на войну с ней. Это был антибиологический, антиприродный, но никак не гореанский вопрос.
«Очевидно, они имеют полное право поступать так, — сказала она себе. — Они имеют право владельцев, очевидное право собственников делать с нами, своими рабынями, все, чего бы им ни вздумалось. Ты что, еще не поняла природу этого мира, забыла, где находишься? Какая же Ты глупая маленькая вуло! Какая Ты глупая маленькая сладость!»
Позже, приподнявшись до полулежачего, полусидячего положения, девушка свела ноги и перетекла на бок, с плавным, быстрым, гибким изяществом.
«Ого, — внезапно подумалось ей, — Ты сделала это не задумываясь. Теперь Ты, действительно, стала рабской девкой. Насколько же Ты бесстыдная, Ты маленький кусок клейменого мяса!»
И она довольно улыбнулась сама себе.
До нее доносился шум толпы, казавшийся далеким, подобно приглушенному расстоянием морскому прибою, некие неразборчивые выкрики, требования, призывы, удары, треск и грохот.
«Они торгуют женщинами, — подумала Эллен. — И я тоже должна буду стать предметом торга. И я не могу этого предотвратить. Ни одна из нас ничего не может с этим поделать. Мы беспомощны, беспомощны абсолютно. Но это подходит нам, то, что мы должны быть абсолютно беспомощными, поскольку мы — рабыни».
Прозвенел гонг, возвестивший о том, что очередная сделка совершена.
«Каким внезапно странным кажется мне то, — размышляла Эллен, — что я, женщина Земли, должна была оказаться здесь, в этом мире, и вместе с этими женщинами ожидать своей собственной продажи».