Театр, захватывающий спектакль, у неё меняется выражение лица – телефон завибрировал. В антракте разбирается, кого-то отправляет «ремонтировать эти самые часы», дома отслеживает. Приходилось успокаивать: технику не успевают менять, специалистов не хватает (и зарплаты), всё возможное ты делаешь, твои люди не виноваты, тем более – ты. Уговаривал выйти на пенсию, но её просят поработать. Да и сама возражала: «Жалко, насядут на моих».
К нам вернулось спокойствие, делаем вместе упражнения для рук. Вверх – вниз, разводим в стороны – сводим, я создаю сопротивление. Для мышц шеи – сама. Заглядывает Протченков: «Дайте попробую». Оценивает силы, одобряет: «Молодец, так держать». Первый раз у неё улыбка, и мне полегчало. Гимнастика несколько раз в день, по расписанию. С каждым днём дольше и дольше. Если я куда-нибудь отойду, звонит – пора заниматься.
Здесь у всех одна забота – здоровье. Одни лечат, другие болеют. Одни ходят быстро, точнее – бегают, другие ходят медленно, но старательно. Мы – другие. Сегодня у нас пусть и маленькая, но победа – мы пошли. Нам есть чем гордиться, можно начинать говорить «спасибо». С каждым днём активнее ходим. Активнее, это значит – чаще выходим из палаты.
Стоим у окна, двор засажен деревьями, украшенными осенью, к подъезду подкатывает скорая. Быстрый взгляд друг на друга. Ира берёт меня под руку, кладёт голову на плечо, повинную голову. Успокаивающе её глажу.
С помощью опять же Протченкова договариваемся, чтобы искали причину тромбоза.
Консультируемся в соседнем отделении: «Закончите лечение и к нам, разберёмся». Усиленно занимаемся. Через неделю считаем количество пройдено коридоров. Скоро сбиваемся со счёта. Первый раз выходим на улицу – холодно, кажется, мы такие одни, но нам нужно. Доходим до главного здания с колоннами – то, что оставил Кваренги на память об Элладе. Поднимаемся, с усилием, конечно, по ступеням. «Зачем? – спрашиваю. – Передадим привет от их родоначальников». Гладит колонну: «Поедем в Грецию сказать „спасибо“ от вас».
Выписывают. Над неделей, проведённой в больнице, сотрудники потом смеялись – приходили сюда, как на работу. Последний «рабочий» день, сидим в палате, благодарим Протченкова, теперь он просто – Михаил, рассказываем про дачу, приглашаем. Договорились, что обязательно приедет, мы рады.
Уголок счастья
Счастье – это состояние души, когда любишь, есть тот, кто тебя любит и вы вместе. Тогда вы создаёте видимые не только вам уголки счастья.
Кто живёт в городе, мечтает о даче. В окрестностях Питера предлагают домики, больше похожие на сараи (по нашим финансовым возможностям), на шести сотках голой земли с островками сорняков. Между ними растёт что-то полезное. Предупреждают: ничего не оставляйте. Приятели в перестройку позаботились, купили себе в Эстонии, вблизи Усть-Нарвы. Городок на Финском заливе с санаториями и пляжем, длинным – конца не видно. От Питера часа два. Подобрали и нам, уговорили посмотреть. Согласились, оформили визы.
Симпатичные дома делят участок с высокими берёзами, асфальтированные дорожки. «Наш» – двухэтажный, каменный, на двенадцати ухоженных сотках. Напротив, на дереве без верхушки, – гнездо аистов. Поразила цена – дешевле, чем сараи, которые мы смотрели. Заборов нет, соседи дома не запирают.
Дача, обычно, – что? Сад, огород: посадил – съел, оставшееся заготовил, чтобы потом съесть. Это – подсобное хозяйство. Можно ничего не делать: лежать в шезлонге или кверху пузом на пляже, пытаясь получить южный загар; в нашей, холодной воде, не набулькаешься.
Наша дача появилась случайно, но уголок счастья не может возникнуть сам по себе. Кто-то берётся его сделать, вернее – делать, это – процесс. Если остановишься – всё развалится. У нас – Ирина, она – мой цветок. За ним ухаживает моя любовь. За настоящими цветами ухаживает она и посвятила, именно посвятила, им столько времени, что, кажется на всё остальное ничего не остаётся. О всяком посаженном растении забота: она в ответе, что с ними будет. Это уже не что-то абстрактное, а конкретное живое создание. С каждым свой разговор, к каждому свой подход, их особая жизнь, жизнь вместе. Рассматривает, радуется, глаза сияют, негромко напевает. Подхожу, обнимаю, радуемся вместе – я за неё.
Неожиданно для самой обнаружилось, что Ира неравнодушна к земле. Она пахнет. Весной ещё сырая, запах ненасыщенный, приятный, обещающий долгожданную встречу. Земля, как и люди ждёт тепла, пусть не скорого, но обязательного, её ожидание не томительное. Осенью падающие листья собираются в маленькие нарядные сугробики. Лежалые начинают преть. Лёгкая горечь, горечь прощания с уходящим летом. С тем, что было хорошим, всегда так расстаёшься.