– Я же предупреждал, что причина глупая? Вот-вот. Да, Тинави. Звучит не слишком привлекательно, но – да. Я люблю то, что делаю, но сейчас не могу представить, чтобы мне удалось что-то построить заново. Некоторые раны затягиваются медленнее, чем нам бы хотелось. И, как назло, эти раны не имеют ничего общего с телом. Поздравляю: теперь ты знаешь обо мне на один идиотский позорный факт больше.
Внемлющий потянулся вперед, забрал мою отставленную чашку кофе – его напиток давно кончился – и, приподняв, как для тоста, немного отпил. Выражение лица у него было саркастическим:
– Но ведь ты уже… – протянула я.
Полынь поднял на меня глаза:
– Что «уже»?
– Ты уже построил новый мир.
В комнате стало тихо-тихо. Ловчий замер над чашкой.
– Возможно, ты не заметил этого, но за эти три года после бунта ты уже создал куда больше, чем, кажется, сам понимаешь, – говорила я, и мой голос креп от фразы к фразе. – Ты часть департамента Ловчих – одна из важнейших, причем независимо от того, работаешь ли ты в одиночку, со мной или как угодно еще. Ты часть Дома Внемлющих, даже если приходишь туда раз в неделю. Ты, страшно сказать, часть насыщенной дворцовой жизни. И конечно, еще есть
Я замолчала, смотря на Ловчего. Мои слова показались мне до пепла, до ужаса наивными – но странным образом я почувствовала колоссальное спокойствие оттого, что произнесла их.
Пушистый гостиничный халат щекотал мне шею, из ванны свисала рука безмятежно спящей Кадии. Какая-то рыбка попробовала пробиться в комнату сквозь магический занавес – и ей это удалось. Она удивленно выпала на пол, опешила от нехватки воды и тотчас в два прыжка вернулась обратно в реку. Надо же, молодец какая: не утратила самообладания.
Полынь, слушавший меня без движения, безмолвный и серьезный, как ожившее слово «внимательность», ближе к концу монолога улыбнулся самым уголком рта и коротко кивнул мне. Почти незаметно, будто мы заговорщики. В его глазах вспыхнуло что-то очень непривычное, не то, что обычно там можно было увидеть.
А вот когда я закончила, Ловчий среагировал на всю мою речь в целом, причем очень бодро и артистично, как будто для некоего наблюдающего за нами зрителя, не любящего лирику.
– Пепел… – с чувством протянул он, шлепнув себя ладонью по лбу. – Пепел, я идиот!
И это было сказано так искренне и с таким облегчением, что я шепотом рассмеялась.
– Пепел! – снова повторил Полынь, вскочил на ноги, пробежал по комнате профилактический кружок и снова плюхнулся на пол рядом со мной.
Сказать, что он выглядел удивленным, шокированным даже, –
Довольно долго у моего огорошенного напарника не возникало никаких новых комментариев, но я и не возражала. Кто я такая, чтобы помешать бравому Ловчему наслаждаться неожиданным озарением?
– Тинави! – напарник наконец встряхнулся, как охотничий пес, и обе руки положил мне на плечи, будто собираясь доверить секрет какого-то древнего зловещего ордена.
– Полынь? – в тон ему ответила я.
Он вздохнул и тут же без пауз отбарабанил:
– В последнее время я нередко думаю, что взять тебя на работу было одним из лучших решений в моей жизни.
– Ого-о-о!.. – восхищению моему не было предела.
– Но если ты начнешь применять это как рычаг давления в наших спорах, я бессовестно возьму свои слова обратно.
– Ага, конечно! – Я сделала эдакий хватательный жест перед его лицом и спрятала кулак за спину. – Все. Никуда ты их больше не заберешь, господин Внемлющий. – Я показала язык.
Он сначала опешил, потом прищурился.
– Отдай по-хорошему, малек! – зарокотал Ловчий.
Я вскинула брови и фыркнула:
– Что, уже? Да я же еще не применила их как рычаг, эй!