Призрачный всадник

– Потопы и паводки, Фло! А предупредить не судьба?! – возмутился Митчелл, стряхивая осколки с гривы Ночи. – Что на тебя нашло?!

Бобби тоже смотрела на Фло со смесью удивления и уважения.

Фло пожала плечами:

– Я земной маг: в одни моменты – само благоразумие, а в другие – меня так и подмывает начать швыряться камнями.

Скандар оглянулся на утёс: теперь вместо их с Негодяем отражения перед ним зиял чёрный проём туннеля, достаточно широкий, чтобы в него вошёл единорог.

Они нашли вход в гробницу Первого Наездника.

Кенна

Летнее солнцестояние

Наконец наступило утро летнего солнцестояния, и из всех людей в мире, о ком она могла сейчас думать, Кенна думала о папе – о том, чем он может сейчас быть занят. Представляла, как он идёт по центральной улице Маргейта, чтобы купить газету. Как кладёт в кофе слишком много сахара и, размешивая его, читает статью об итогах Кубка Хаоса. Она вспоминала, как он настоял, что сам отвезёт её на встречу с единорогами посреди моря. Как он ею гордился. Кенна сглотнула. Но будет ли он гордиться ею после заката?

После того как её нашла Эрика Эверхарт в Пустоши, Кенна много раз просила у мамы разрешения сообщить папе радостную весть, что его любимая «Розмари» жива. Но Эрика говорила ей подождать. Что ещё не время.

Однако она ни секунды не сомневалась: папа вряд ли одобрил бы, что сейчас она ехала верхом на мамином диком единороге. Роберт Смит с самого детства вбил им в голову чёткое разделение между единорогами, у которых есть наездники, и дикими. Первые подчиняются своим наездникам. Вторым только дай волю – и они тебя сожрут. С первыми можно участвовать в гонках. Вторые тебя убьют.

Но когда дикий единорог Эрики Эверхарт пустился в галоп по Пустоши, Кенна, крепко держась за мамину талию, выбросила из головы все папины страхи. Солнцестояние наступило. Они наконец скачут навстречу её будущему. Ради которого она и приехала сюда.

Эрика заставила дикого единорога сбавить шаг на травянистом склоне обрыва, и Кенна впервые в своей жизни увидела Инкубатор. Но вместо ожидаемых восторга и благоговения она почувствовала лишь необъятную грусть. И вечное, неиссякаемое разочарование. Мама права: она никогда не станет на Острове своей, местные никогда её не примут. И она возненавидит их за это.

Её с головой накрыли горе и ярость. Как жаль, что она не может вечно выть в небо, не может схватить это опускающееся солнце и взорвать его на тысячу кусочков.

Затем, будто Остров отозвался на её душевное состояние, обрыв заходил ходуном, в небе оглушающе загрохотал гром, и огромная молния как беспощадный стихийный кулак ударила по Инкубатору.

В травянистом склоне, как зияющая рана, возникла трещина. Дикий единорог встал на дыбы, радуясь разрушениям, и Кенна, чтобы не упасть, схватилась за чёрный саван мамы.

Эрика визгливо засмеялась:

– Что ж, это всё упрощает.

У Кенны мурашки побежали по коже, когда она пропела:

Между тем копит силы наследникМага тёмного, верного духу.

Станет бури и шторма он вестник,Весь наш мир обречёт на разруху.

– Я никогда не была большой поклонницей истинных песен, – сказала Эрика, когда они направились к трещине в боку Инкубатора, – но стоит признать: этот куплет мне нравится.

А затем на колебания и печаль не осталось времени. Как и на тревогу о том, что на этот счёт сказал бы папа, или Скандар, или та же Кенна из прошлого, которая мечтала открыть дверь своей новой жизни.

Осталось лишь это. Выбор, который ей предстоит сделать, и будущее, которое она для себя изберёт.

Глава восемнадцатая

На одного меньше

Единорогам в туннеле категорически не нравилось. Негодяй то и дело пытался развернуться, из-за чего Скандар бился коленями о шершавые каменные стены. Здесь пахло солью, влажностью и древностью. Единственным источником света был вход, но с каждым шагом вглубь темнота вокруг сгущалась. Чувствуя тревогу Негодяя, Скандар невольно подумал: вдруг единорогу что-то известно о том, что ждёт их впереди.

– Так… это сражение, которое нам предстоит… думаете, это тоже метафора? – спросила Фло, породив звучное эхо.

– Да, – ответил Скандар, надеясь в первую очередь успокоить самого себя. – Первый Наездник всё-таки умер тысячи лет назад, верно? – Самое сложное при этом было не вспоминать о теории Рикеша насчёт призрачного наездника.

Митчелла, как обычно, больше всего волновало, что будет после того, как они добудут костяной посох. Он бормотал что-то о возвращении с ним к Разлому и рассуждал, как им быстрее всего добраться до Гнезда.

Бобби же вытянула откуда-то из-под доспехов сэндвич.

– Как ты можешь есть в такое время? – поразилась Фло. – На нас могут в любой момент напасть!

– Ты сама сказала, что сражение – это метафора…

Вдруг утёс задрожал, и с потолка тоннеля посыпались мелкие камешки. Бобби стряхнула с хлеба пыль и скормила его Ярости.