Призрак киллера

Похоже, что все это действительно именно так, судя, например, по семейке Андрея Чикатило. Наверное, прав был старик Ломброзо, и вправду следовало бы принимать против подонков превентивные меры…

Вот только непонятно, кто же конкретно будет топить этих младенчиков-монстров… Не всякий ведь согласится, даже во имя светлого будущего человечества. А кто согласится — не следует ли его и самого хорошенько рассмотреть: что это за человечек любопытный такой?.. И на что он, интересно, еще потенциально способен? Наверное, раз может топить детей, как котят, внутренние возможности у него большие…

Одним словом, с бедным Вадиком все случилось как раз по теории француза Ломброзо — он стал преступником, как и его отец. Правда, преступником он стал пока что мелким — просто хулиганом для начала. А поскольку быть просто хулиганом в Синегорье невозможно, надо было прибиться к стае, к какой-нибудь местной банде. Потому что это нормальные люди могут жить каждый по отдельности, индивидуально, и могут ощущать себя личностями. А преступники обязательно сбиваются в стаи, как дикие звери. Им так легче жить — в стае, под командованием сильного и жестокого вожака.

Не случайно, например, коммунисты так любили коллективизм. Сгоняли людей в колхозы, совхозы, в трудовые коллективы, в спортивные коллективы, коллективы для отдыха, воинские, тюремные… Потому что в коллективе, то есть в стае, человеком легче управлять, манипулировать. В стае человеку легче перестать чувствовать себя человеком, можно быстро и легко деградировать до животного, звериного состояния.

Потому и скучают, и тоскуют сейчас столь многие по старым временам. Трудно быть человеком, трудно ощущать себя личностью, ответственность большая, непосильная нагрузка… Особенно с непривычки. Вот и тянет обратно в стаю, в коллектив, где нет личностей, нет индивидуальности, а значит, нет и ответственности за себя — нужно только выполнять приказы вожаков…

Вадик стал членом молодежной преступной группировки. Он мог бы, наверное, много рассказать об этом, но Щелкунчика это не интересовало.

— Откуда ты знаешь Чернякова? — спросил он безжалостно, прерывая рыдания парня.

— Я его не знаю, — ответил тот. — Мне его только показали… А ему — меня… Он меня одобрил.

— А почему именно тебя? — уточнил Щелкунчик. Он уже понимал, что долго поговорить с Вадиком ему не удастся, и потому торопился уточнить, узнать все самое главное о нем.

— Потому что наша группа «держит» гостиницу, — объяснил Вадик, утирая слезы. — Нас тут все знают, и на меня никто бы не обратил внимания… Я тут — свой человек, меня бы никто и не заметил. И мне было легче достать дубликат ключа от номера…

— Ну и что ты собирался там сделать? — настаивал Щелкунчик. Ему отчего-то казалось, что он должен спешить с импровизированным допросом, как будто ему кто-то мог помешать.

После короткой паузы парень шмыгнул носом и кивнул на вытащенный из его кармана баллончик.

— Надо было убедиться в том, что этот тип… Черняков… что он вошел с той женщиной в ресторан, а потом быстро побежать к ней в номер и распылить там вот из этого баллончика.

— Что там? — тут же спросил Щелкунчик, и по спине его пробежали мурашки. Так вот отчего хулиган так умолял поскорее отпустить его. Он понимал, что в баллончике — яд, и боялся отравиться…

— Там яд, — ответил Вадик испуганно и весь как будто сжался в это мгновение, словно ожидая, что Щелкунчик опять ударит его. Но бить парня больше не было никакой необходимости.

— Какой яд? — на всякий случай спросил Щелкунчик, понимая, что скорее всего Вадик не знает таких сложных вещей. Он оказался прав, парень только затравленно посмотрел на него и промолчал.

— Это смертельный яд?

— Смертельный, конечно, — подтвердил парень и опустил голову.

— Так ты готов был сделать это и женщина должна умереть? — сказал Щелкунчик. — А ты хоть спросил, кто она такая? И за что нужно ее убивать? — Он перевел дух и прокурорским тоном добавил: — Как ты мог сделать такое, убить человека?! Ведь ты ее даже не знал… — Он осуждающе покачал головой.

Со стороны Щелкунчика такая тирада была чистейшим цинизмом. Кому, как не ему, было знать, что такое весьма возможно — убить человека по заказу, даже не выяснив, кто он такой, и ничего толком про него не зная… Это ведь как раз и было его профессией…

Он даже поразился собственному артистизму — как это у него хорошо получилось. Он так солидно сказал осуждающие слова и головой качал этак значительно — прямо как генеральный прокурор… Откуда только что берется…

— Ты все распылил в комнате? — спросил он на всякий случай.

— Нет, — прошептал Вадик. — Если распылить все, что там есть, то женщина умерла бы сразу, как только пришла бы к себе в комнату… А так надо было распылить только половину, и равномерно.

— И что будет тогда? — поинтересовался Щелкунчик, подумав про себя, как много нового можно почерпнуть даже из разговора с таким жалким салагой… Век живи — век учись, что называется…