Призрак Оперы

И Ришар, насмешливо улыбаясь, указал коллеге на сидевшую между двумя мужчинами, полную женщину, одетую в потертое черное платье.

— Это еще что за публика? — спросил Моншармэн.

— Это — моя консьержка, её муж и брат.

— И ты им дал билеты?

— Эта женщина первый раз в жизни в опере. И мне хотелось, чтобы прежде чем начать заботиться об удобствах других, она бы испытала их сама.

Видя, что Моншармэн не понимает в чем дело, он объяснил, что вместо уволенной им Жири, он решил взять на некоторое время свою консьержку, которой доверяет, как себе самому.

— Да, кстати, — заметил Моншармэн, — ты знаешь, что Жири хочет на тебя жаловаться?

— Кому? Призраку?

Моншармэн совсем о нем забыл, тем более, что он ничем о себе и не напоминал.

Вдруг дверь их ложи отворилась, и вбежал взволнованный режиссер.

— Что случилось? — спросили в один голос оба директора.

— Друзья Кристины Даэ устроили заговор против Карлотты. Она вне себя от бешенства.

— Это еще что за история? — нахмурил брови Ришар.

Но в эту минуту поднялся занавес, и директор дал знак режиссеру удалиться.

Когда тот ушел, Моншармэн сказал на ухо Ришару:

— Вот как!? У Даэ появились поклонники?

— Это точно…

— Кто такие?

Ришар указал глазами на ложу первого яруса, занятую только двумя мужчинами.

— Граф де Шаньи?

— Да. Он меня за нее просил. И так убедительно, что если бы я не знал, что он живет с Сорелли…

— Гм!.. Вот оно что!.. — прошептал Моншармэн. — А кто это с ним, этот бледный молодой человек?

— Это его брат.

— Он бы лучше отправился спать. У него совсем больной вид.

Между тем со сцены неслись веселые звуки музыки, и студенты, горожане, солдаты и женщины весело сновали перед кабачком Бахуса. Показался Зибель.

Кристина Даэ была очаровательна. Костюм Зибеля удивительно шел к её свежему, грустному личику. Приверженцы Карлотты ожидали, что появление Кристины будет встречено овацией, которая и раскроет им всю суть заговора, но ничего подобного не случилось. Наоборот, когда Маргарита только прошла через сцену, пропев свои две строчки:

«Не блещу я красотойИ не стою рыцарской руки»,

раздался взрыв аплодисментов. Это было так неожиданно и неуместно, что все непосвященные в суть дела удивленно переглянулись. Второй акт, как и первый, кончился благополучно, что не помешало хорошо осведомленным лицам утверждать, что роковые события должны произойти в третьем акте, во время песни о царе Фульском, о чем они и поспешили предупредить Карлотту.

Директора также, пользуясь антрактом, прошли за кулисы, чтобы узнать, о каком заговоре им говорил режиссер, но скоро вернулись, убедившись, что все это одни выдумки. Первое, что им бросилось в глаза — была коробка конфет на барьере ложи. Кто ее принес? Никто не знал и не видел. Подойдя ближе, они увидели рядом с коробкой — бинокль. Они посмотрели друг на друга. Все их веселое настроение как рукой сняло. Все, что им говорила мадам Жири, находило себе подтверждение, даже… даже им казалось, что они чувствовали вокруг себя легкое движение воздуха… Они, молча, заняли свои места.

Между тем действие уже началось.

«Расскажите вы ей,Цветы мои»

начала Кристина свою известную арию. Но при первых же словах романса, взглянув на публику, она увидела виконта де Шаньи, и всем сразу показалось, что голос её вдруг упал, сделался тусклым, неуверенным, как будто она боялась за каждую ноту.

— Удивительная вещь, — почти громко заметил один из поклонников Карлотты. — Прошлый раз она пела божественно, сегодня ее нельзя слушать. Школы нет, нет методы!

«Как ее я люблю,Как люблю горячо…»

Виконт закрыл лицо руками. Он плакал. Сидевший сзади него граф нервно закусывал губы, пожимал плечами и хмурил брови. Он, обыкновенно такой сдержанный и корректный, был вне себя от раздражения. И было от чего!

Видя, в каком болезненном состоянии его брат вернулся из своей таинственной поездки и, не получив от него каких-либо объяснений, он написал Кристине Даэ, с просьбой назначить ему встречу. Кристина ответила, что не может принять ни его, ни его брата. Граф истолковал ее ответ, как ловкий маневр, которым она надеялась еще больше привязать к себе Рауля. Если верить слухам, у нее до сих пор не было никакого увлечения, никто ей не покровительствует… весьма возможно, что она надеется на что-нибудь большее… не только на банальную связь… Этот северный ангелочек совсем не так прост, как кажется. Граф не мог ей простить страданий Рауля, и теперь, слушая её более чем посредственное пение, он не переставал упрекать себя за то, что когда-то, уступая просьбам брата, хлопотал о ней.

Между тем Рауль, не отнимая рук от заплаканного лица, мысленно повторял каждое слово полученного им от Кристины письма.

Она написала ему по возвращению из Перро, откуда сбежала, как воровка, даже не предупредив его об отъезде. Он знал это письмо наизусть.