«Мой дорогой маленький друг, будьте благоразумны, не ищите со мной встреч… Мы не должны видеться. Если вы меня хоть немного любите, сделайте это для той, которая вас никогда не забудет, мой милый, дорогой Рауль. И главное, молю вас, никогда не приходите ко мне в гримерную. От этого зависит не только моя, но и ваша жизнь.
Ваша Кристина».
Только что Фауст, Каролюс Фонта, пропел начало дуэта и Маргарита запела:
как раз в эту минуту произошло, как я уже сказал выше, нечто ужасное…
Весь зрительный зал, как один человек вскакивает на ноги. Оба директора не могут удержаться от крика ужаса. Все присутствующее с недоумением смотрят друг на друга…
Бледная, с блуждающими глазами, Карлотта так и замерла с полуоткрытым ртом.
Она не смеет двинуться с места, боится взять хотя бы одну ноту. Так как из её горла, созданного для выражения самой возвышенной гармонии, откуда до сих пор вылетали такие чистые могучие звуки, такие дивные мелодии, на этот раз вылетела… вернее выскочила… отвратительная, скользкая жаба!..
Как она туда попала — неизвестно, но её ужасный отвратительный «Квак!» был слышен в самых отдаленных уголках зала. Конечно, это надо понимать в переносном смысле, на самом деле никакой жабы не было, был слышен только «Квак!», такой пронзительный, визгливый «Квак!», какому позавидовал бы любой болотный обитатель.
Это было так неожиданно, что сама Карлотта не поверила своим ушам. Если бы гром разразился над её головой, она бы так не поразилась, как поразил ее этот отвратительный звук, вылетевший из её горла.
И как это могло случиться? Она пела, как и всегда, без всяких усилий, так легко и свободно, как другие говорят: «Привет, как вы поживаете»?
Конечно, нельзя отрицать, что существуют певицы, не желающие считаться со своими данными и старающиеся, во что бы то ни стало, дотянуть свой голос до таких верхов, какие им были запрещены при рождении самим Господом Богом.
Поэтому и нет ничего удивительного, что само небо посылает им в наказание за чрезмерную самонадеянность, «квакающую» жабу, но кто бы мог подумать, что это может случиться с Карлоттой, имеющей в голосе две октавы.
У всех еще было в памяти её удивительное стокатто из «Волшебной флейты», наконец «Дон Жуан», в котором она, исполняя партию Эльвиры, взяла сама вместо Донны Анны знаменитое си-бемоль, для которого у той не хватало голоса. И вдруг теперь это удивительное, никому не понятное «квак!» Точно колдовство какое-то! Между тем в зале начался шум. Случись такая история не с Карлоттой, а с какой-нибудь другой певицей, ее бы уж давно освистали. Но голос Карлотты заслужил такую прочную славу, что все присутствующие вместо того, чтобы возмутиться, не могли прийти в себя от изумления, также как и сама Карлотта, которой начинало казаться, что все это только сон, обман слуха, а не горькая действительность.
Она беспомощно оглянулась вокруг себя, как бы ища сочувствия, поддержки, подтверждения своей надежде и встретилась глазами с Каролюсом Фонта. Он глядел на нее с таким же неподдельным наивным изумлением, с каким ребенок смотрит на шляпу фокусника. Как из такого маленького ротика мог вылететь такой колоссальный «квак!»
Все, что я сейчас рассказываю, было делом нескольких мгновений, которые однако показались Ришару и Моншармэну бесконечными. Они были бледны как полотно. Весь этот инцидент произвел тем более потрясающее впечатление, что к нему примешалась мысль о призраке.
Они уже не могли сомневаться в его присутствии в ложе. Привидение было здесь, около них… совсем близко… так что они чувствовали его рядом с собой, его дыхание шевелило волосы на голове Моншармэна… Их охватил страх. Ришар несколько раз вытирал мокрый от холодного пота лоб. Им хотелось бежать, и вместе с тем было страшно двинуться с места, страшно перекинуться словом, дать понять призраку, что им известно его присутствие. Они не сомневались в том, что сейчас должно было произойти что-то ужасное, но что именно? что?
И в эту минуту раздался зловещий «квак» Карлотты, вырвавшийся у них крик ужаса пронесся по всему залу. Они почувствовали себя во власти призрака Оперы. Им казалось, что они видят Карлотту впервые, что это дочь ада, возвещающая им близость катастрофы. А что катастрофа неминуема, они знали. Привидение это предсказало. Зал заколдован. Оба директора задыхались от волнения. Наконец Ришар закричал не своим голосом:
— Ну что же! Продолжайте! Продолжайте же!
Но Карлотта была мужественна. Она, вместо того, чтобы продолжать, начала сначала и среди трагической тишины внезапно затихшего зала снова раздался её голос:
И сердцу голос тайный (квак!)
О чем-то говорит! (квак!)
Новое кваканье певицы взорвало публику. В зале поднялся невообразимый шум. Ришар и Моншармэн, бессильно откинувшись на спинки кресел, не решались оглянуться назад. Позади слышался смех призрака. Затем голос из пустоты произнес:
— Вот позор-то! От такого кваканья может упасть люстра!