В отношениях с подчиненными они проявляли сильную нетерпимость, за исключением, однако, мадам Жири, которая была восстановлена в должности. Поэтому можно себе представить, как они встретили виконта де Шаньи, когда тот пришел к ним с просьбой сообщить новости о Кристине. Директора просто ответили ему, что она в отпуске. Рауль спросил, как долго продлится этот отпуск; ему сухо сообщили, что он не ограничен, поскольку Кристина Даэ сама просила об этом по состоянию здоровья.
– Значит, она больна! – воскликнул Рауль. – Что с ней?
– Об этом нам ничего не известно!
– Значит, вы не посылали к ней доктора?
– Нет! Она не требовала доктора, и, поскольку мы ей доверяем, мы поверили ей на слово.
Это не убедило Рауля, который покинул Оперу, охваченный самыми мрачными мыслями. Он решил на свой страх и риск пойти к мадам Валериус. Несомненно, он помнил настойчивые слова из письма Кристины, в котором она умоляла его удержаться от любых попыток увидеть ее. Но события в Перросе, а также то, что он услышал за дверью гримерной, и, наконец, последний разговор с Кристиной на краю пустоши – все это наводило на мысль о какой-то мистификации, дьявольски жестокой, но все же устроенной человеком. Богатое воображение девушки, ее нежная и доверчивая душа, романтическое воспитание, которое наполнило ее юные годы ореолом легенд, постоянные мысли об умершем отце и особенно состояние возвышенного экстаза, в которое ее погружала музыка, – все это представлялось ему благодатной почвой для действий нечистых на руку и неразборчивых в средствах авантюристов. Он мог судить об этом по сцене на кладбище. Чьей жертвой стала Кристина Даэ? Этот вопрос не давал Раулю покоя, пока он спешил, направляясь к мадам Валериус.
Виконт обладал весьма здравым умом. Да, он был пылким романтиком, любил музыку и обожал старые бретонские сказки, в которых танцуют домовые, и, конечно же, он был беззаветно влюблен в маленькую северную фею Кристину Даэ. Тем не менее он знал, что сказка – это сказка, и ни вера в сверхъестественное в рамках религии, ни самые фантастические истории не могли заставить его забыть, что два и два – четыре.
Что скажет ему мадам Валериус? Руки Рауля дрожали, когда он звонил в дверь маленькой квартирки на улице Нотр-Дам-де-Виктуар.
Дверь открыла служанка, которую он уже однажды видел в гримерной Кристины. Рауль спросил, можно ли видеть мадам Валериус. Девушка ответила, что мадам больна и лежит в постели, поэтому никого не принимает.
– Передайте ей мою карточку, – попросил Рауль.
Ему не пришлось долго ждать. Служанка вернулась и ввела его в небольшую, слабо освещенную и скудно обставленную гостиную, на стене которой висели два портрета – профессора Валериуса и отца Даэ.
– Мадам извиняется перед мсье виконтом, – сказала горничная. – Она сможет принять вас только в своей комнате, потому что она больна и не встает теперь.
Пять минут спустя Рауля ввели в полутемную спальню, где он сразу же различил в полумраке алькова доброе лицо благодетельницы Кристины. Волосы мадам Валериус стали полностью седыми, но глаза совсем не постарели: даже наоборот – никогда прежде ее взгляд не был таким ясным и по-детски чистым.
– Мсье де Шаньи! – радостно воскликнула она, протягивая обе руки виконту. – Ах, вас послало ко мне само небо! Мы сможем поговорить о Кристине…
Последняя фраза насторожила молодого человека. Он сразу спросил:
– Мадам… где же Кристина?
Старая женщина тихо ответила ему:
– Она со своим добрым гением!
– С каким гением? – воскликнул побледневший Рауль.
– С Ангелом музыки!
Ошеломленный виконт де Шаньи опустился в кресло. Значит, Кристина была с Ангелом музыки! А мадам Валериус в своей постели улыбалась ему, приложив палец к губам, призывая к молчанию. Она продолжила:
– Только никому об этом не рассказывайте!
– Можете на меня положиться, – отозвался Рауль, не совсем понимая, что говорит. Его мысли о Кристине, и без того достаточно неопределенные, путались все больше и больше, и ему показалось, что мир начинает вращаться вокруг него – и эта комната, и эта необыкновенная седовласая женщина с небесно-голубыми глазами, пустыми глазами… – Вы можете на меня положиться.
– Я знаю! Я знаю это! – сказала она со счастливым смехом. – Но подойдите же ко мне ближе, как в детстве. Дайте мне свои руки, как тогда, когда вы рассказывали мне историю о маленькой Лотте, которую услышали от отца Даэ. Вы мне нравитесь, знаете ли, господин Рауль. И Кристине вы тоже нравитесь!
– …Я ей нравлюсь… – эхом повторил молодой человек. Он с трудом собирал свои мысли вокруг «доброго гения» мадам Валериус, Ангела музыки, о котором так странно говорила ему Кристина, мертвой головы, которую он видел в каком-то кошмаре на ступенях главного алтаря в Перросе, и Призрака Оперы, о котором он услышал однажды вечером, задержавшись в театре, от группы рабочих, обсуждавших его описание, данное Жозефом Бюке незадолго до таинственной смерти этого несчастного…
Он спросил шепотом:
– Мадам, с чего вы взяли, что я нравлюсь Кристине?
– Она каждый день рассказывала мне о вас!
– Правда?.. И что она вам говорила?