– А наша мадам не сказала? Пьер год назад всё же выкупил у Рашита обратно издательство своей покойной матери вместе со всеми долгами и кредитами. В том числе с просроченным грантом госпожи Альфии. А теперь он ещё выкупил и нашу закладную на этот дом. На самом деле, он молодец, вернул наследство матери.
– Подлый скунс! – фыркнула госпожа Альфия.
– Деловой человек, – отрезал Костик, – который в отличие от вас выполняет свои обязательства, и делает это вовремя.
– Да чтоб он сдох!
– Так, Фея, забери Нурхаят, и идите спать. Завтра займитесь вещами – соберите всё, что вы захотите отсюда забрать. Виталик, ты у меня на подхвате, и, если хочешь получить своё жалованье за полгода, то отныне я – твой царь и бог.
– Что надо делать, месье Константин? – с готовностью отозвался Виталик.
– Кофе нам с госпожой Альфиёй сделай покрепче. И сними показания со счётчиков. Пройдись по окрестным лавкам, уверен, там тоже будут долги. Оплати.
Госпожа независимо отвернулась. Виталик вышел вслед за Феей и Нурхаят.
Костик встал перед госпожой Альфиёй, скрестив руки на груди, но потом опустил их и подошёл к её креслу, положив ладонь на её плечо.
– Ещё раз примите мои соболезнования, госпожа Альфия, – проникновенно сказал он, – мне очень жаль. Я вместе с вами скорблю о потере Рашита.
Она всхлипнула, и он снова встал на одно колено около её кресла.
– Только не плачьте. Ну, же! Вы не одна. У вас есть семья, и я прошу вашего позволения взять на себя решения всех проблем в качестве вашего зятя, а также вашего личного помощника и PR-менеджера, – и он трогательно подал ей платок.
– Что-что?! В качестве кого ты мне будешь помогать? Менеджера? Опять?!
– А вы думали, что долги сами по себе рассосутся? Да, часть мы покроем продажей дома, а уж по гранту – извините-подвиньтесь, платите сами: сами пишите романы, сценарии, хоть стихи, а денежки, в вас вложенные, отрабатывайте.
– Но я не могу!
– Можете.
– Не могу! Раньше был Рашит! Я без него не смогу!
– Первую книгу вы написали до того, как сели ему на шею, – отрезал Костик.
– Но теперь я инвалид!
– На всю голову! Врач сказал, что вы придуриваетесь, да я и сам это знаю.
Она вдруг замерла, неся этот платок к глазам, и подняла на него несчастное заплаканное лицо, постепенно бледнеющее от гнева.
– Ты низкий хам!
– А вы зазнайка и лентяйка!
– Я не буду больше писать! Ни за что! Я не могу!
– Хотите и Фею по миру пустить? Разорить родную дочь? Хотите, чтобы она потеряла клинику? Причём клинику, в которой она надеется буквально поставить вас на ноги? Давайте, валяйте. А Нурхаят вообще в детдом заберут.
– Нет!
– Заберут-заберут. Папка приёмный умер, мамка инвалид, а мы кто? Никто.
– О, боже, – прошептала госпожа Альфия, осознавая, что натворила.
– Надеетесь, что Он там сверху вас услышит, безбожницу этакую?
– Да иди ты! Иди отсюда! – бессильно махнула она рукой.
– Да я-то пойду! Я пахать пойду – и в издательство, и на заводы, и в клинику, слава богу, по первому диплому врач-недоучка. Приспичит, так я и на тренерскую пойду, скандал с допингом уже подзабыли, а медалей я на своём велике накрутил – не у каждого породистого кобеля столько медалей, так что возьмут – мальков тренировать. А вы давайте, валяйте, оставайтесь здесь, пока Пьер вас не стащит в богадельню, цепляйтесь за призраков вашей прошлой жизни, глядишь, помогут.
Костик подошёл к шкафам и, вытащив из бара бутылку Наполеона, налил себе коньяк в бокал, поболтал его по кругу и выпил залпом, словно это была водка.
– Налей мне, – тихим голосом попросила госпожа Альфия.
– А вам нельзя, вы на лекарствах, – мстительно отозвался Костик.
– Налейте, месье Константин, не ёрничайте, – сказала она серьёзно.
Костик плеснул себе и ей по полбокала и подал один ей в руки.
– Чокнемся? – спросил он.
– За покойных – не чокаясь.
Они молча выпили. Она поставила бокал на ковёр. Рука повисла.
– Ты прав. Надо как-то из этого, как ты выразился, мешка несъедобных остатков выпутываться. Но я не могу. Правда, не могу. Мне плохо без него. Я ни о чём не могу думать, ни на чём не могу сосредоточиться. И я даже мысли не могу допустить, что я уйду из этого дома, где нам было так хорошо! Я не смогу, Костик.
– Я вас на руках вынесу. А по поводу мыслей – так вы и не сможете ни на чём сосредоточиться, пока сосредоточены только на вашей боли и на вашей утрате. Но это неправильно. Он умер, но вы-то живы.
– Да не жива я! Не жива! – и она снова заплакала.
Костик покачал головой.
– А надо жить. Конечно, ничего не будет так, как раньше, но будет по-другому. И поверьте, Рашит хотел бы, чтобы вы жили, и жили полной жизнью. Мы с вами уже месяц здесь провели, и знаете, что я заметил?
– Что? – заинтересованно посмотрела на него романистка, всхлипнув.
– Никто почти не выходит из дома. Даже Виталик заказывает продукты с доставкой. Мы все словно узники этого особняка, как какого-то заколдованного замка! И, знаете, я вам предлагаю стать опять госпожой собственной жизни и…
– Освободиться, – тихо сказала госпожа Альфия, и горько заплакала…
Глава 2. Эмиграция на родину души