Призрак со свастикой

Линда смотрела на него распахнутыми глазами.

— Боже, Иисусе… — Она что-то зашептала матери, и та заулыбалась, выпрямила спину.

— Разумеется, молодой человек, мы будем очень рады… Конечно, живите, молодой человек, у вас будет самая лучшая комната… Выбирайте, их здесь пять… Не надо платить, не надо, — замахала руками фрау Магда. — Мы не умираем с голода, у меня еще остались несколько старых колечек, сережки, отнесем их в скупку…

— Позвольте, я сам решу, платить или нет, — заметил Павел. — Держите, Линда, — Он протянул ей вещмешок. — Выгружайте продукты. Можете ими распоряжаться. Устройте гастрономический вечер.

— Спасибо вам… — Женщина выглядела слегка опешившей. — Мы вам очень признательны…

— Меня Павел зовут. Пауль, по-немецки.

— Спасибо вам, Пауль… Только вот ведь какая досада — в доме нет электричества, и только дважды в день дают грязную воду… Вроде чинят водопровод, но это сложно, все разрушено… В туалет мы ходим по расписанию, воду берем в колонке в глубине двора, а еду готовим на примусе…

— Прекрасно, — улыбнулся Павел. — Обожаю мыться под грязной водой и питаться едой с дымком. Я не доставлю вам беспокойства, фрау, не переживайте…

Он валялся на кушетке в дальней комнате, прислушивался к звукам, курил, наблюдая, как дым удаляется в открытое окно. Первый этаж был высокий, окно выходило во двор, где играли дети (матери настрого запрещали покидать двор). Кто следил за ним в этот день? — не давала покоя мысль. — Паранойя вылезла к концу войны? Те самые «смотрящие»? Не рано ли? Тогда у них в комендатуре явно свои люди. Будут ли убивать? Зачем, это глупо. Противник не дурак, не станет трогать «командированного», пока не почувствует реальную угрозу. Просто наблюдают, присматриваются. Понимают, что, если убьют, пришлют других — и эти другие землю будут рыть руками. Иное дело — дезинформировать капитана Смерша, увести с правильной дорожки, может быть, запугать… Поэтому гранаты, брошенной в окно, бояться не стоило, и Павел продолжал наслаждаться одиночеством и покоем.

Когда стемнело, его позвали ужинать. Кухня была просторной, все плиты, рабочие поверхности выскоблены на совесть. Линда, надев «по случаю» нарядное кружевное платье, хлопотала у плиты. Она волновалась, смущалась. Предложила выпить (осталось от красивой жизни немного вина) — Павел не отказался. Приготовить тушенку с картошкой много таланта не требовалось, и все же Линда ухитрилась переварить картофель. Он не обращал внимания, с аппетитом уничтожал предложенные яства, провозгласил тост: за спокойную мирную жизнь и чтобы люди разных наций по возможности ладили меж собой. Вино было кислое, но, худо-бедно, пилось. Фрау Магда долгого застолья не вынесла, еще раз поблагодарила капитана за «чудесное спасение» и ушла, прихрамывая, спать.

— Мама сильно сдала, — прошептала Линда, провожая ее глазами. — Она не может долго ходить, долго сидеть за швейной машинкой. Ей несколько раз на дню нужно обязательно прилечь — ноги болят. После смерти отца она долго болела, жаловалась, что отказывают суставы в коленях. Мой отец случайно попал под грузовик во дворе фабрики…

— Он действительно работал на стекольном заводе?

— Конечно, — удивилась Линда, — был рабочим, мастером, потом директором. Умел лично выдувать такие красивые бокалы… Он не был нацистом, просто работал, кормил семью. Предлагали вступить в НСДАП, возглавить партийную ячейку на фабрике, он как-то выкручивался, ссылался на здоровье… Мы ведь ничего не знали до 43-го. Потом он съездил в командировку куда-то в Австрию, вернулся подавленный, сказал, что по работе пришлось посетить один из лагерей для государственных преступников… Был после этого такой потрясенный, разбитый. Горько шутил, что словно заново родился…

— Как назывался этот лагерь? Не Маутхаузен, случайно?

— Не помню, может быть… После его смерти у нас не осталось средств к существованию, мне пришлось искать другую работу. В кадровом отделе газового завода мало платили… Подруга Фрида помогла — ее жених работал в Управлении по оккупированным территориям, пообещал похлопотать о должности переводчика. Предложили это место, я согласилась… — Линда зябко поежилась. — Я же не знала, что каждый день буду наблюдать такое… Столько поломанных судеб… В основном это были молодые женщины из Восточной Европы, которых пригнали в Германию на работы… Я не хочу об этом вспоминать.

— Я вас и не заставляю, — пожал плечами Верест. — Добавку можно, проголодался очень…

— О, да! — Линда подскочила, отобрала пустую тарелку, стала наваливать новую порцию. — Я страшно извиняюсь, Пауль, картошку покупала в овощной лавке на Вульгартен, она такая дряблая и превращается в кашу… Это не то, что можно есть китайскими палочками, — засмеялась она.

— Что такое китайские палочки? — не понял Павел.

— Простые палочки. Их прижимают пальцами и едят, как вилкой. Весь Китай так делает, вся Азия. Сама не видела, мне отец рассказывал.

— В СССР не едят китайскими палочками, — покачал головой Верест. — У нас есть только барабанные палочки.

— Можно и ими, — улыбнулась Линда. — Вы ешьте, ешьте, не слушайте меня…