Призрак Заратустры

Будучи осведомленным, кто такой Вадим, он опять был настроен сбагрить его из кишлака как можно скорее, чтобы не нести ответственность. Вообразите конфузию: гикнется на вверенной тебе территории человек из ОГПУ — и что тогда? Слетится особистская шатия, обвинит в диверсии, затерзает…

А когда Пафнутий достал такой же, как у Вадима, мандат, Мокрому, не боявшемуся ни басмачей, ни беляков, ни интервентов, стало воистину страшно. Стервятники-то, оказывается, уже слетаются. Прочь их, прочь! Спровадить в Самарканд с глаз долой, из сердца вон.

Мигом сыскалась арба с широкими колесами для лучшей проходимости. В нее запрягли наипервейших рысаков, даже своего сивку командир не пожалел. В арбу наметали соломы, застелили ее покрывалом, на которое со всеми предосторожностями уложили Вадима. Коновал, матерясь, настрого запретил беспокоить больного, сказал, что ехать надо без тряски, ровненько. Но как без тряски, когда дорог в пустыне нет и она на огромном своем протяжении покрыта бороздами? Пафнутий обещал сделать все, что от него зависело.

Поврежденную руку согнули в локте и накрепко затянули бинтом — это была уже рекомендация фельдшера, ненадолго выползшего из сортира. Последнее, что запечатлелось в затухавшем сознании Вадима, — Пафнутий, садящийся на место кучера и разбирающий вожжи, и Аннеке с лицом, на котором застыло отображение душевных мук. Ободрить бы ее, разогнать напряжение какой-нибудь шуткой или просто улыбнуться. Но ни один мускул не повиновался. Вадим лежал чурбан чурбаном, ощущая, как арба выезжает из кишлака под немилосердное солнце.

Аннеке побрызгала ему на лицо водой из фляжки и прикрыла платочком.

Дальше — все. Провал.

* * *

С 1925 года Узбекской ССР руководил выпускник медицинского факультета МГУ Владимир Иванов. При нем в Самарканде открылось десять новых амбулаторий и три больницы. В крупнейшей из них привезенного в бессознательном состоянии полумертвого гражданина Арсеньева приняли без долгих проволочек. Пафнутий показал верительные грамоты, прибавил, что означенный гражданин пострадал при выполнении задания сугубой государственной важности, и Вадима определили в отдельную палату, куда роем слетелись доктора и медсестры, взялись пичкать его сыворотками и микстурами.

Время было ночное, но дежурный врач разбудил спавшего в своей квартире виднейшего узбекского специалиста по змеиным укусам и срочно вызвал его в клинику. Специалист, получивший медицинское образование еще до первой русской революции, собрал консилиум, который заседал до утра. Аннеке хотела присутствовать, не пустили. Отогнали ее и от дверей Вадимовой палаты, объяснив, что у постели дежурит квалифицированная сиделка, а посторонним вход в корпус для тяжелобольных воспрещен. И вообще, пациент не при памяти, дышит на ладан — какие могут быть шуры-муры?

Оскорбленная Аннеке, не располагавшая гербовыми бумагами с подписями влиятельных лиц, вознамерилась просить заступничества у Пафнутия, однако он еще до света взял извозчика и уехал из больницы на почту, откуда отстучал телеграмму в Москву, поставив Барченко в известность о том, что произошло с агентом особой группы. В ожидании ответа он так и остался сидеть в телеграфном отделении, за столом, усыпанным исчерканными бланками. Покуривал цигарку и листал журнальные каталоги.

Утром Александр Васильевич отписал, что договорился с одним кремлевским токсикологом, тот согласен помочь и будет доставлен в Самарканд ближе к вечеру. Пафнутий получил инструкции: встретить его, поселить в гостиницу и ввести в курс дела. Ободренный известиями, «русский Гудини» вернулся в лечебницу и застал Аннеке в слезах. Она нажаловалась ему на черствый больничный персонал, который не пускал ее дальше гардеробной. Консилиум уже закончился, но ей ничего не сообщили о выводах, к которым пришли медики, и о намеченных способах лечения.

Пафнутий затеял бузу. Тыча мандаты направо и налево, дорвался до главного врача и выкатил ему претензию: на каком это, ежкин кот, основании скрываете состояние здоровья моего сослуживца? Вы хоть понимаете, трам-тарарам, с кем говорите? Да я вам, трах-тибидох, такую развеселую житуху сорганизую, что распоследние волосы на себе выдерете!

Пожилой главврач, на яйцеобразной голове которого росли редкие кустики, сдержал напор рассерженного посетителя и полюбопытствовал, доложил ли Пафнутий по инстанциям об имевшем место ЧП. Перестраховщик он был, этот лысенький. А может, кто-то из ведомственных шишек республики уже прознал о происшествии и выдал указания оберегать больного от вторжений. Периферийные руководители, как известно, не любят, когда в их вотчинах с присланными из Москвы службистами случается что-нибудь непредвиденное.

Пафнутий сказал, что по инстанциям доложено, но по глазам главврача, бегавшим за стеклышками пенсне, понял, что тот сделал это еще раньше. И протелефонировал, конечно, не в Москву, а в родные узбекистанские органы. И те ему спустили какой-то приказ, которого он придерживается, невзирая на грозность товарища из Спецотдела.