Из прихожей донесся тягучий мучительный стон, как от натянувшейся веревки. Мара, борясь с дрожью, выглянула из комнаты.
С лестницы, покачиваясь в петле, свисало тело Роберта Канта, мертвые глаза слепо смотрели в никуда.
Мара осела на пол. Она уже не могла контролировать собственное тело, ее душила эта симфония смерти – кресло, плачущий ребенок и раскачивающийся висельник, который будто только что спрыгнул с перил. Казавшийся человеком, он будто состоял из жидкого дыма, напоминая каплю чернил, растворяющуюся в воде: при движении тело сохраняло свою форму. Глаза, глубоко запавшие глаза сумасшедшего, смотрели на Мару. Она прижала руки к ушам и закричала.
Вместе с криком стихли и остальные звуки, дом погрузился в глухое безмолвие. Осторожно опустив трясущиеся руки, Мара открыла глаза. Под лестницей никого не было. Кресло-качалка остановилось. Камин молчал.
– Этого не существует, – безмолвно произнесла она. – Привидений не существует.
Дверь в подвал захлопнулась. Охнув, Мара бросилась вверх по лестнице, перескакивая через ступеньки, путаясь в ногах. Последние несколько метров она проползла на четвереньках и прижалась к стене коридора.
– Человек с топором идет. Беги, беги, беги.
– Нет… – Мара обернулась к хозяйской спальне, дверь в которую со скрежетом отворилась прямо у нее на глазах.
– Беги, беги, беги. – Из комнаты выскользнула белая фигура с безумными, выпученными от страха глазами, за ней тянулись полупрозрачные завитки то ли дыма, то ли тумана.
– Нет… – Мара, согнувшись пополам, начала пробираться к своей комнате, скорее, в безопасность.
Призрачная фигура вновь появилась в дверях, бледное лицо искажено безумием, бешеные глаза уставились на Мару:
– Человек с топором идет.
– Нет! – Мара бросилась мимо фантома, но окровавленные пальцы успели больно царапнуть ее по руке. Нырнув в свою комнату, Мара захлопнула за собой дверь, всхлипывая от страха.
Она прижала ладонь к пульсирующей ране, оставленной обломанными ногтями. Царапины сочились кровью. Мара чувствовала ее под пальцами, настоящую, липкую, размазала ее по руке.
От рабочего стола, там, где стоял ноутбук Нила, донеслось потрескивание. Экран ожил сам, показывая знакомые неясные очертания мебели на чердаке…
…и человека.
Он стоял прямо в центре комнаты, почти над ее головой, и смотрел в камеру. Его очертания слегка расплывались, казалось, он состоит из застывшего дыма. На том, что осталось от его лица, виднелась засохшая кровь, призрачная, матово-белая; левая сторона головы была раздроблена.
– Господи… – Мара прижала руки ко рту.
Мужчина качнулся, развернулся и принялся ходить по чердаку. Вокруг него рябили помехи, перемещаясь по экрану вслед за ним. Искажения скрывали его, но не так сильно, как предыдущей ночью.
– Это не может быть правдой. – Мара упала на колени, слушая шаги над головой, эхом разносящиеся по дому. С одной из потревоженных половиц тонкой струйкой сыпалась пыль.
Шаги дошли до конца чердака, развернулись и медленно двинулись обратно.
Над головой стонали половицы. В груди росла новая, прежде незнакомая боль. Мара смотрела на экран, показывающий скрытую помехами фигуру. Мужчина остановился под дырой в крыше, просунул голову, плечи и начал выбираться наружу, пока полностью не пропал из виду.
Мара обернулась к окну как раз вовремя: белая фигура рухнула вниз.
– Я ошибалась. Привидения существуют. – Потрясение и боль были настолько сильными, что Мара свалилась на пол. Внутри клокотал истерический безудержный смех, но она даже не пыталась его остановить. Если не смеяться, ей придется кричать.
Даже скрючившись на полу спальни, обхватив себя руками, чтобы не развалиться на части, разум Мары старался придумать объяснение тому, что она увидела.
– Нет, они бы никогда не догадались подстроить что-то такое.
– Порезы на руках – тоже галлюцинации?
– Пока нет, насколько могу судить.
Мара держалась, чтобы ее не вырвало.