Призвание

Мы в своей работе исходили из того, что штат госпиталя рассчитан на прием и обработку до 200 человек в сутки. При необходимости, как показал опыт, мы могли бы «справиться» и с 300—400 ранеными. Но когда сразу поступает до двух тысяч человек…

К сожалению, сил не хватало. Не пришло на помощь и начальство — нам не подбросили ни резервного госпиталя, ни даже персонала. Между тем жизнь давала важный урок: на фронте всегда нужно быть готовым к маневру, к тому, чтобы наилучшим образом использовать все имеющиеся возможности.

Когда эти мысли высказал начальнику ПЭПа, то услышал, что на войне нельзя без резервов. Но я все же считал, что можно найти более гибкие формы работы, при которых медицинский персонал госпиталей армии будет использован в максимальной степени. И хотя много позже, но такие способы «маневрирования» силами и средствами санитарной службы во время проведения крупных военных операций действительно появились (об этом еще расскажу подробнее).

Февраль 1943 года был неустойчивым: то метель и холодные пронизывающие ветры, то ясное небо и тихая солнечная погода. Снегу нанесло много, но он быстро осел. Накатанные колеи дорог блестели, как стеклянные. Бои, отгремев артиллерийской канонадой, ушли далеко вперед. Развернулись решающие схватки за город Шахты.

Как-то утром перед зданием школы остановился вездеход. Из него вышли двое. По «шпалам» определил: военврачи 1-го ранга. Один — высокий, худощавый, подтянутый, другой — полный, коротконогий, мало похожий На военного, форма на нем не пригнана, ремень спустился на живот. Это были начальник санитарного управления фронта Н. П. Устинов и главный хирург фронта профессор Г. М. Гуревич. Я представился по форме, доложил обстановку в госпитале. Подробно рассказал, что сделано и какие меры принимаются для того, чтобы быстрее обработать раненых и подготовить их к эвакуации. Показал размещение госпиталя, познакомил с личным составом. Гости попросили рассказать о системе сортировки раненых, показать операционный и перевязочный блоки, эвакоотделение.

Как раз в этот момент группа раненых выходила из душевой. И вдруг вижу — один несет на плече шину Крамера, а под мышкой у другого — шина Дитерихса. Последнюю обычно врачи накладывают в случаях перелома костей бедра. А владелец шины идет себе, прихрамывая, «на своих двоих». Понять не могу, в чем дело!

Начальник сануправления и главный хирург фронта от смеха схватились за животы:

— Послушайте, ведущий хирург. Впервые в жизни видим, чтобы раненые, которым накладывают шину Дитерихса, несли ее на плече, как винтовку. Как это вам удалось, а?

Я был смущен до крайности. Потом догадался. Видимо, врачи медсанбата перестраховали себя и без особой нужды, при сравнительно легком ранении ноги, решили наложить шину Дитерихса. Действительно, получилось курьезно.

Смех смехом, но на этом случае я убедился, что с сортировкой раненых у нас не все благополучно, и решил про себя обратить на это особое внимание.

Начальство подробно ознакомилось с работой госпиталя, и мы тут же договорились об эвакуации раненых и передаче нуждающихся в длительном лечении фронтовому госпиталю.

Прощаясь, начальник санитарного управления фронта похвалил нас:

— Молодцы, что не растерялись при этаком-то наплыве раненых, хорошо организовали работу.

Не скрою, было приятно слышать такие слова. Но подумал: интересно, какой получился бы разговор, если бы начальство приехало к нам в госпиталь дня два-три назад… Да, видно, им сам бог внушает, когда лучше инспектировать подчиненных!

— Ну, а что касается недостатков, — сказал в заключение начсанупра, — то вы их сами видите и, конечно, устраните. Желаю вам, армейский хирург, успехов в работе!

Я был удивлен таким обращением и счел своим долгом уточнить:

— Простите, но я — ведущий хирург госпиталя…

— Ну, так будете армейским хирургом, — улыбаясь, ответил Устинов.

Крылов, услышав этот диалог, расстроился, решив, что меня и в самом деле заберут из госпиталя. Я его успокоил, сказав, что переходить никуда не собираюсь, все видят, что и здесь работы хватает.

Вскоре подошел фронтовой транспорт, и большую часть раненых вывезли. Остались у нас одни нетранспортабельные раненые и среди них двое особенно «тяжелых». У одного газовая гангрена развилась после слепого осколочного ранения голени, у другого — плеча.

Оперированных я стал вести так же, как в аналогичном случае в Казани. Обоих положил в анаэробную палату. Рядом оборудовали специальную перевязочную, приставили к ним лучших сестер. Состояние у них было тяжелое, температура доходила до 39 градусов. Оба жаловались на распирающие боли в месте ранения.

После широкого рассечения, переливания крови и введения противогангренозной сыворотки, а также поясничной блокады, у раненного в голень дело быстро пошло на поправку. У раненного же в плечо процесс неожиданно стал распространяться на грудь и спину. Пришлось делать разрезы и там. Оперировать его приходилось по два-три раза в день, а в общей сложности он перенес около 13 операций!