Про Дуньку, которую знали все

У Дуньки разом опустились плечи, как будто то, что так мешало дышать и говорить, лопнуло внутри. Из глаз брызнули слёзы. Они безудержно катились по щекам, падали на грудь и никак не кончались. А ноги потеряли силу, сделались какими-то непослушными, словно были набиты ватой. Она сидела уткнувшись лицом в парту. Успокоилась только к концу урока, но даже придя в себя, не посмела поднять на Руслана счастливых и благодарных глаз.

А Елена Сергеевна ни в чём не стала разбираться. Сказала всего две фразы:

— Никогда и нигде не делайте больше такого! Можно поскользнуться и ушибиться очень сильно!

После уроков Руслан, отсалютовав ей рукой, поспешил в спортзал. А Дуньке хотелось побыть одной. Но не дома, в четырёх стенах, а где-нибудь на природе. Побрела к парку. Там было тихо и безлюдно. Деревянные скамейки мирно дремали, слегка припорошенные колючим снегом, и только на одной из них топталась ворона, рисуя на белом покрывале трёхпалые следы. Она покосилась на Дуньку, но не испугалась: чуть распушила крылья, так, «на всякий пожарный», и что-то проворчала ей вслед. Но Дунька не обернулась — засмотрелась, как перепрыгивает с ветки на ветку шаловливая белка. Вот она спустилась на спинку скамейки, уставилась на Дуньку бусинками глаз. Ну даёт! Подкармливают их здесь прохожие, что ли? Раньше от неё, Дуньки, шарахались даже люди, не то что птицы или такие вот зверюшки. Что же изменилось теперь? На душе царил такой непривычный ей покой. Неужели всё живое это чувствует?

Навстречу Дуньке по аллее бежала какая-то большая собака. Замедлила бег, остановилась напротив, внимательно оглядела её с ног до головы и осторожно подошла ближе, обнюхивая Дунькины ноги и руки. Дунька погладила её. Собака была без ошейника. «Бездомная! — подумала Дунька. — Кто же её кормит-то?» Достала из кармана конфету «Коровка». Развернула фантик, откусила немного, остальное отдала собаке. Та благодарно лизнула ей ладонь. Но больше ничего съестного в карманах не нашлось. А собака вдруг села на задние лапы и хвост, прижав передние к груди.

— Ну циркачка! — вслух похвалила её Дунька. — Будь я взрослой, обязательно бы взяла тебя к себе. А сейчас… мама не разрешит. К тому же ты, наверное, много ешь. А у нас и так с деньгами не очень…

Собака всё поняла правильно, потому что, мотнув головой, побежала дальше, сразу потеряв к Дуньке всякий интерес.

Гуляла по парку Дунька до самых сумерек. И мысли в голове крутились разные. Вот не было раньше у неё никого, кто бы мог за неё заступиться, и пёрла из Дуньки какая-то злая сила. А появились Валерка с Русланом — и превратилась она, Дунька Цыганова, из колючего ёжика в безобидного колобка (только бы не слопал кто-нибудь!). И не хочется ей больше ни с кем воевать. Не тянет в тусовку Дятла и Шмыги.

Скорей бы лето! Да поехать в Египет, посмотреть, как там-то люди живут, а потом рассказать обо всём Руслану. Хороший он парень! Вон как сегодня выдал: нечего, говорит, на Цыганову всё валить! И в классе все будто языки проглотили. Никто не выпустил изо рта ни одного пузыря, ни одного ехидного шепотка. Она бы, конечно, тоже не побоялась и за Руслана заступилась. Вот только… только он сам с любой ситуацией может справиться. Да и не попадает он ни в какие нелепые переделки, как она, Дунька. Почему?!

А в голове явно так прозвучали слышанные от многих, хорошо знакомые слова: «Научись, милая, людей уважать!» И будто кто включил сигнальную лампочку с дребезжащим звуковым приложением: «Не вы-пен-дри-вай-ся!» А ещё баба Зоя говорит, что ей, Дуньке, нужно научиться видеть в людях хорошее, держать в памяти добрые поступки, тогда, мол, и друзья в классе появятся. Легко сказать!.. Дунька тяжело вздохнула. Попробовать, что ли?

Стала в уме перебирать своих одноклассников. Искать в них «хо-ро-ше-е»! Память услужливо подсказала. Как-то раз Галька Сорокина, ещё в первом классе, в день своего рождения принесла шоколадки в форме маленькой медальки.

Стала каждому на парту выкладывать, а Светке Тимохиной не хватило (ошибочка в мамашиных расчётах вышла!). Та губы надула, вот-вот от обиды нюни распустит. И тут Вовка Ершов ей кричит: «Светка! Лови!» — и кидает ей свою медальку. Никто не ожидал такого. Вовка целый день в героях ходил.

Колька Ручкин — горлопан ещё тот, но когда Крезик умер, он ведь первым предложил: «Дунь, хочешь я тебе другого щенка подарю?» Она, конечно, тогда огрызнулась: мол, катись ты со своим щенком, никого мне, кроме Крезика, не надо! Но целый день ловила на себе сочувственные взгляды ребят.

Или вот, к примеру, в Вике Воробьёвой что хорошего? Почесала в голове. Она пятёрками своими никогда не хвастается. Начнёт её учительница хвалить, а она сидит с таким спокойным видом, будто не про неё разговор. Раньше Дуньку это даже злило: тоже мне, нашлась тут царевна Несмеяна! Не могла поверить, что похвала была Вике «по барабану».