Про папу

Стресса много, конечно, плюс еще ведь и бюрократические процедуры со всеми вытекающими, и, если бы я столько не ржал, тяжко бы мне пришлось.

Чего стоит одна Котася, которая по старости лет постоянно рухается во сне со своего любимого пуфика и, возмущенно вопя, залезает обратно, как и папа, виня в этом всех вокруг.

Вчера обратил на это внимание отца, когда храпящая кошка снова стала разваливаться, хихикали вместе как мальчишки, и никто, грешным делом, Котасю не разбудил, чтобы предупредить падение.

Бац!

«А? Что? Кто из вас это подстроил???»

Такие вот армейские приколы у нас в полуразваленном доме.

* * *

А с утра сегодня я возился с бумагами и приехал только к обеду, пожрать приготовил еще вчера и лег вздремнуть часик.

За это время пришел папа. Как и говорил, после истории с бульоном он до сих пор добрый и даже не стал меня будить радостными криками по какой-нибудь фигне, а сразу пошел убирать за собакой то, что скопилось на заднем дворе за несколько дней (все некогда мне было). А папе это делать в силу резко ухудшившейся координации движений строжайше запрещено.

Поскользнулся и упал в это самое, за чем пришел.

Встать было тяжело, и папа стал звать меня, чтобы разделил с ним праздник жизни. Я же мирно спал. Папа покричал еще немного, понял, что спасать его никто не придет, и кое-как встал сам, вернулся домой и выорался за все сразу.

Я, сонный и затормошенный жизнью, вылез в одних трусах в прихожую и увидел отца, похожего на шоколадного человечка на солнце.

По крайней мере, я внушал себе, что это шоколад, счищая слои с папиной одежды, приговаривая: «Не лазай в собачье дерьмо, не лазай!»

Стираемся теперь.

Помытый папа ходит в банном халате, и мы приняли закон, по которому к следам собачьей жизнедеятельности он на пистолетный выстрел больше не подходит.

За это папа утвердил в доме мое новое мусорное ведро. Видя мое лицо, лицо старого еврея, смотрящего на сожженную веселыми гайдамаками лавку, он решил меня приободрить, выкинул в ведро последнюю салфеточку с пола и сказал: «А ведро-то твое вроде приживается».

7 июня 2017 г.

Иду домой и слышу заливистый Белкин лай. Выхожу за поворот и вижу, что возле нашего забора стоит соседский пес, тоже овчарка, по виду помесь кавказца с немецкой, чуть более полугода от роду. Мне он нравится, большой, пушистый такой, флегматичный, на медведя похож.

— Привет, ты что тут ходишь?

— Та, как всегда, хозяева ворота не закрыли, я и ушел погулять.

Белка надрывается в истерическом крике «Ах-х-хренел! Ах-х-хренел!», мой знакомый не обращает на это никакого внимания, не спеша ходит вдоль ограды, подходит ко мне, трется о мою руку пушистой мордой, похожей на волчью. Соседи иногда забывают запереть калитку, и этот хвостатый парень иногда лазит по нашему поселку.

— Слушай, а у тебя нет чего-нибудь пожрать, а? Я же расту, так охота…

— В сумке квас и бумаги только.

— Да вижу носом уже, авторучка еще, а… принеси?

— Ладно, принесу.

Белка вворачивается под ворота так, что, кажется, шкура на ее морде лопнет и из нее сейчас вылетит кровавый, зубастый скелет, полный ревнивой ненависти.

— Отойди от него, тварюга, это мой человек, отойди, я сказала!!!

Открываю ворота вместе с застрявшей под ними головой собаки Белки, которая пятится задом, захожу на кухню — поделитесь, госпожа Котася, с соседом. Возвращаюсь на улицу, захлопываю калитку, даю приятелю мягких куриных ошметков.

— Спасибо. Чавк-чавк-чавк.

— Ну… это… блин… во-о-обще!!!

Мне кажется, у Белки сейчас будет инфаркт.

Сосед поел, потерся лбом мне об руки, говоря спасибо, удостоил хрипящую Белку взглядом, демонстративно обмочил наши розы и, повиляв мне на прощанье пушистым хвостом, неспешно пошел совершать вечерний моцион по поселку. Я приподнял ворота, и Белка, выскользнув, визжа, кинулась на меня, обтираться и метить.

А я вот думаю, подрастет скоро парень, поженить их с Белкой, что ли? Заведу тут псарню, породу назову «корейская несъедобная». Красиво же. Парень большой, основательный, добродушный. Стерпится — слюбится. А курицу Белке из-за слабых почек и аллергии все равно нельзя.

8 июня 2017 г.

Папа, заботясь о сыне, вчера вечером выгреб из моей поясной сумки все деньги и аккуратно положил рядом с ней — зачем с собой таскать всю сумму, твою сумочку с ремня срезать для карманника пять секунд. А сколько надо, столько со стола возьмешь.

Так рассуждал папа, но, будучи интровертом, совсем забыл меня об этом предупредить.

Я же с утра, уносясь по делам, естественно, схватил в спешке джинсы и умчался без копейки денег. Папа оставил мне какую-то мелочь в кармане, на проезд, но, будучи добрым, но рассеянным юношей, обсчитался. В маршрутке я обнаружил, что гол как сокол и платить за проезд нечем.

С интонацией «подайте, люди добрые» и предлагая за проезд то анекдот, то жвачку, рассмешив водителя, доехал до места.

Порешав вопросы (как оказалось, я не взял с собой одну из бесконечных бумаг, но, слава богу, девчонка-служащая оказалась доброй), я поперся пешком по жаре через полгорода до первого друга.