Про папу

Обалдевший от всего этого, заблудился в переходе и потерял ориентацию. Обратившись к пожилой продавщице цветов с безотказной формулой «Девушка», после которой женщины в возрасте скажут всё, был направлен вдоль по улице с напутствием: «Иди по левой стороне, там тень, а то у тебя такое лицо…»

Выручил встреченный Витя Бабанин, как раз собиравшийся вести свой итальянский велосипед, к которому не подходит ни один симферопольский насос, на надувку шин к другу. Витя вместо тринадцати дал мне двадцать рублей и сказал, что если я приду к нему гости, то чтобы в левый лифт не садился (в этой многоэтажке их целых два, видимо, чтобы, пока один не работает, второй поломался): левый вчера упал с девятого этажа. Вместе с пассажиром. К счастью, за пару этажей до трагедии лифт проснулся и притормозил. Человек отделался шишкой на голове, которой ударился о потолок.

Я подумал, что этот пассажир теперь обеспечен телегой до конца своих дней — редко в какой компании откажутся послушать, как человек упал в лифте с девятого этажа из уст самого упавшего.

Витя же сказал, что просто лифты новые, вот и падают.

10 июня 2017 г.

Нас с папой пригласили на юбилей его давние, еще мамины знакомые.

— Максим! Почему еще не одет!!!

— Потому что я соберусь раньше тебя.

— Иди и оденься.

— Папа, я успею.

— Нет, иди!

Иду, одеваюсь. Буду париться, что делать.

— Где же мои очки…

Папа не спрашивает. Он просто рассуждает вслух.

Ищем очки. Вернее, ищу я, папа, матеря очки, растерянно ходит кругами, делая вид, что он без очков ничего не видит.

— Вот они, когда уже научишься класть все на место…

— Ты поучи меня еще… а ложка, где обувная ложка!

У папы игра. Он, использовав предмет, продолжает теребить его в руках, познавая его суть, а ноги уже куда-то идут. Потом папа нехотя оставляет его. Где-нибудь.

Я уже рад, что он использует предметы по назначению. Но в результате даже такая вещь, как обувная ложка, может оказаться в ванной, например.

— Что за ботинки ты привез…

Папа, вместо того чтобы надевать ботинки, ругается с ними. Мне некогда хихикать, мы уже опаздываем, я ищу ложку.

— Левый, левый ботинок — жмет! А правый нет. Это почему так?

— Я виноват, что ли, что у тебя разные ноги.

Папа сердито смотрит на ботинки. Те неловко жмутся друг к другу.

Прерывая этот молчаливый диалог, сую папе найденную под телевизионной полкой ложку.

— Ах, вот она, я ее туда не клал.

— Ложка — сволочь, я знаю, ползает тут…

Папа надел ботинки. Звонит телефон.

— Да, сейчас, выходим уже. Папа задержался из-за дождя…

— Промок! Я промок!

Выходим, папа закрывает калитку сам, мне он не доверяет, вдруг я опять на один оборот закрою. А надо на два. Если по-другому, эта несносная собака выскочит. Укусит кого-нибудь, и мы будем платить штраф.

Закрыв калитку, мы выясняем, что взяли два зонтика и ни одной трости. После короткой борьбы старость одерживает верх и идет за тростью сама.

— Папа, оставь дома один зонтик, оставь нам этот, он большой.

— Нет.

— Почему?

— Он плохой.

Папа возвращается в дом, слышно, как он зовет трость.

Видимо, трость понимает, что, если она не материализуется, ей несдобровать, и находится достаточно быстро. Гордый собой папа возвращается ко мне.

— Идем, опоздали, конечно, из-за тебя. Говорил — одевайся!

Идем по просыхающей земле. Благо знакомые живут недалеко, настроение улучшается.

…Собака Белка разделяет со мной радость, игриво тыкаясь мне головой в бедро: ведь мы идем в гости всей семьей, а Котасю оставили…

— Ты, паршивка, зачем выскочила!!! Максим, почему собака идет с нами?

— Потому что ты не закрыл калитку.

— Я ее вроде закрывал…

Возвращаюсь домой, тягая с собой за ухо собаку Белку, которая визжит, что тоже хочет в гости. Калитка нараспашку, заталкиваю упирающуюся овчарку во двор. Не собака, а осел какой-то. Возвращаюсь к отцу, который уже за сто метров начинает смотреть на меня укоризненно.

— Ты что так долго ходишь, мы же опоздаем!

Подходим к дому юбиляра. Будем дарить деньги, что же еще — действительно каждому нужная вещь.

У ворот выясняется, что мы забыли подарок. Папа сам его упаковал в конверт и, увлекшись этим занятием, видимо, оставил на столе.

Усадив отца за стол, потихоньку пытаюсь смыться, кажется, никто не заметил этого позорища.

— А вы куда?

Какая-то незнакомая мне гостья, симпатичная блондинка лет тридцати.

— А я с Украины. Вы вернетесь?

— Наверное.

В этот момент папа роняет салфетку с колен под стол. Ругает салфетку, но та и не думает находиться. Лезу за ней, шарю по полу, нечаянно касаюсь голой ноги украинской гостьи. Та подчеркнуто радостно вздрагивает и, задрав скатерть, приветливо мне улыбается. Ку-ку, блин. Салфетку бы лучше подняла.

Уже у двери слышу, как кто-то торжественно поздравляет юбиляра.

— И в этот замечательный день мы поздравля…

— Максим! Подарок я, кажется, положил на подоконник!

Мне кажется, я сердито посмотрел на отца. Он обиженно отворачивается.

Иду домой, наслаждаясь тишиной и покоем.