К тому же папа ухитрился уже неоднократно поругаться и с моей сестрой. На ее причитания я сочувственно покивал головой, пряча под скорбно прикрытыми веками теплое чувство торжества. Это, знаете, забытое переживание, последний раз я его испытывал сорок лет назад, когда перепил бабушкиного компота, по дороге домой терпел, терпел и все-таки, пока уже топил палец в пупке звонка, наделал в штаны. Я сразу припомнил, как это: и очень хочется, и ужасно стыдно, но само действо — редкое блаженство!
Сестра отказалась лезть на душный чердак, сославшись на возможных мышей.
Ко мне обратиться папе долго не позволяла гордость, все-таки я у него плохой сын… Впрочем, не нужно торопиться с выводами. И папа все-таки подошел ко мне и дал задание немедленно брать лестницу и отправляться искать в куче хлама макулатуру. Очки же я ему нахожу, вот и тетрадки найдешь.
Я устроил дядьковщину и передал это задание готовому выполнить любой мой приказ новобранцу — племяннику Артему. Папа низко подслушал и начал на меня кричать — Артем единственный хороший человек в этом доме, полном недобитков, и пусть мальчик лежит, а не лазит по лестницам.
Я завыл, что вешу под сто килограммов и эта лестница, украденная из скифского кургана, разлетится подо мной в пыль.
Короче, в состоянии раздраженного улья сели обедать.
— Значит, после обеда Максим лезет за тетрадками…
— Папа, я убьюсь…
— Ты вечно драматизируешь и сидишь тут, как оракул.
— А че, деда, я слазию…
— Нечего там тебе, молодому, этой пылью дышать. Пусть кто-нибудь из этих двух!
Сестра бросает ложку в борщ.
— Папа, а лезь сам!
— Кто, я? Издеваешься, что ли?
Я, уже хрюкая от смеха, поддерживаю сестру.
— Папа, ну, упадешь с крыши, значит, такая тебе судьба, и кстати, это решение многих проблем…
— Да заткнись ты!
— Нет, ну Максим тебя подстрахует, мы тебе поможем подняться на чердак, и ищи там сам…
— Точно, Рита, у него третий разряд по гимнастике…
— Ох, тетери-ятери, придется, видимо, действительно самому.
— Максим с Артемом тебя туда поднимут…
— А спускаться мне как?
— А зачем спускаться…
— Рита, Рита! Ты, главное, снизу стой и, как только мы с Темой слезем, сразу лестницу убирай…
— Кормить будем, пап, ты не волнуйся.
Хохочем все, включая папу. Только Артем остается серьезен. Ему предстоит долго копаться на жарком, душном чердаке в поисках пары тетрадей. Деду нужно, дядька велел. А что делать — младшенький. Когда-нибудь он поймет, какое это, блин, счастье…
Приснился ужас. Как будто папу перекосило, а он даже этого не замечает. «Все, шибануло не дай бог», — подумал я и уложил его в постель. Ищу прибор для измерения давления, а его нет. А папа и говорит, что поменялся с кем-то на еще более ценный прибор. Я разворачиваю сверток, а это не прибор никакой, а набор «Юный хирург», и там скальпели, анестезия, маски…
И вот тут самое ужасное, нет, не то, что набор такой существует хотя бы и в страшном сне и скальпели были настоящие, а другое: чем пожалеть отца, я начал на него, перекошенного, грубо орать.
Вы знаете, понял одну вещь. Многие люди хамят и очень грубы, потому что не хотят никого жалеть. И еще они таковы, потому что им очень страшно. Ради этого, может, и стоило увидеть этот чудовищный сон.
Просыпаюсь от дикого шума в доме.
Папа с сестрой кричат друг на друга. Так, началось!
— Слушайте, чего вы так орете?
— Мы? За правду!
Ну, за правду орите, хрен с вами.
Ну вот, сестра с племянником Артемкой отбыли обратно в Москву, отпуск кончился. Мы с папой снова холостяки. За эти почти три недели, что сестра с племянником были здесь, я отдохнул и даже набрал в весе. Однако у сестры теперь несколько затормошенный вид.
Кстати, думаю, кроме писательства подсадить отца на какие-нибудь компьютерные игрушки. Не слишком сложные стратегии. Надо подумать над этим. Отец очень боится смерти.
Перебороть этот страх можно только жизнью как таковой, но у пожилого человека жизни не так уж много. Значит, надо создавать искусственную реальность. Вот для кого эти игрушки придуманы, а не для здоровенных лбов с половым органом до колена.
Пока я остановился на каких-нибудь ходилках-бродилках, главное требование — они должны быть визуально очень ярки и красивы, неглупы, но и не слишком сложны, что-то вроде Кирандии, кто ее еще помнит, только попроще. Да, и еще — игра должна полностью погружать в себя, чтобы из-за этой красоты и головоломок, опять же не слишком сложных, человек забывал о своих страхах и проблемах.
Это не страшно, если папа совсем забудет об этом, на то здесь я. А сам он пусть уйдет в этот прекрасный мир с головой, пусть и выдуманный мир…
Папа раскокал унитаз. Он все хочет делать сам. Закладывал белье в стиральную машинку, потерял равновесие и оперся на сливной бачок.
Бачок сорвался и раскокал все остальное.
По уши в осколках, по щиколотку в воде. И хорошо, что только в воде…