Только что поймал отца!
Папа, пока я слушал арию Далилы Сен-Санса и фаршировал курицу, захотел встать со своего стульчика, не удержал равновесия и стал заваливаться на спину.
С воплем «сидеть!» я, как кот в панике, прыгнул со своего места и в полете вцепился когтями в худую папину спину. Когда-то я мог, сидя за тесным столом, увернуться от двух стаканчиков виски, роняемых официантом мне на голову, да еще и поймать оба стаканчика.
Сейчас уже вряд ли. Но есть еще порох в пороховницах.
А у папы совсем кончается…
Приехала в гости старшая сестра Рита с племянником, у меня небольшой отпуск. Проснулся, за молоком и кефиром для папы идти не надо, молоко уже прокипячено, сантехника помыта, посуда тоже, собачье дерьмо только собрал. Сугубо мужское это дело. Куда бы деть этот день… Впрочем, знаю, лягу спать в тишине, папа с непривычки кричать при московской сестре еще стесняется.
Рожайте себе детей, побольше и покачественней, чтобы в старости всегда пить свежее молоко, не падать и чтобы говно было всегда кому собрать.
Я тоже буду работать над этим вопросом.
Папа сегодня, пока я спал, нудно и несправедливо жаловался на меня моей старшей сестре Рите. От этих завываний я, собственно, и проснулся.
— Это я при Максиме просто не говорю, а так…
Подумал, как это все-таки низко, вот так, за глаза песочить родного спящего человека. Но потом подумал, что подслушивать, притворяясь спящим, это вообще отвратительно. Поэтому, устыдившись, положил себе подушку на ухо и усилием воли заставил себя снова честно уснуть.
Проснулся с ненавистью к человечеству. Кто не ябедничает, тот подслушивает.
Мне кажется, папа любит старшую сестру больше меня. Со мной ругается, вплоть до того что «чего ты так сидишь?», а с ней нет. Чувствуется какая-то гармония между ними. Я не ревную совсем. Тем более что Рита, как женщина, более заботлива, чем я, да и как человек лучше.
Что-то нарушилось между мной и отцом. Может быть, потому, что последнее время я много нервничаю и, бывает, кричу на него в ответ.
Если еще совсем недавно папа был рад, когда у меня появлялась девушка, и был единственным человеком, кому я их показывал, то теперь сердится и отмахивается: «Им от тебя только одно нужно». Папа преувеличивает, но его это все больше не радует.
Я часто оставляю их с Ритой вдвоем, им явно хорошо вместе.
Но, сидя в своей комнате, пока папа воркует с сестрой на кухне, на которой вечно дежурил я, чтобы ловить отца, если он опять захочет упасть, чувствую себя старой забытой собачкой в доме, куда только что принесли породистого красивого щенка.
Написать в углу, что ли…
Папа обожает персики.
Рита купила персики. И я принес. Рита ушла погулять, а папа перебирает харчами.
— Какие персики Ритины?
— Вот эти…
— Ах, какие персики, совсем не то, что ты берешь, эти мясистые какие…
Нужно ли говорить, что персики совершенно одинаковые, может, из одного сада даже.
— Папа, сок по бороде течет.
— А чего ты смотришь, нож дай скорее, косточку вырезать!
Папа издает швыркающий звук, пытаясь собрать текущий по подбородку сок, и одновременно делает хватательные движения пальцами в воздухе, ни дать ни взять пьяный хирург в поисках скальпеля.
Я мечусь по кухне, где все ножи, эти женщины вечно запихают все… ах, вот они!
— Да не этот! Мне нужен мой маленький ножик с зубчиками!
— Папа, какая разница.
Папа чуть не захлебывается персиком от возмущения.
— Есть разница! Есть!
— Какая?
— Тот с зубчиками, а этот нет!
Папа аккуратно вырезает косточку.
— Вот это персик так персик, а ты что, взял как всегда…
Я чешу репу. Хи!
— Зато мои на десять рублей дешевле.
Папа чуть не роняет половинку персика. Это был запрещенный прием.
— Да? А ну, дай мне твоих.
Надкусывает новый персик из моего пакета.
— Папа, ты этот доешь лучше.
— Не, дорогие вы ешьте, мне и твои пойдут…
Проснулся от того, что папа раздаривал вещи по телефону соседям и бывшим сотрудникам, а те, судя по всему, с радостью их принимали.
Вылетел из спальни в трусах, не стесняясь сестры, с криком: «Все отдай, все раздай, детей по миру пусти!» Хорошее начало дня.
Племянника покусали блохи. И это невзирая на то, что за день до приезда гостей я буквально залил дом ядом.
Пока чесали племянника, папа сел сортировать фотографии и с его точки зрения ненужные стал рвать в клочки. Сестра, найдя на обрывке фрагмент чьей-то детской попы, вцепилась в пакет с фото, и мы стали хором кричать на отца: «Фотографии тебе что, кушать просят? Или орут по ночам?»
Папа, поняв, что он сделал две ужасные непоправимые глупости в своей жизни, родив дочь и сына, мрачно сел пить чай. И тут обнаружилось, что оставшийся в холодильнике кусочек ливерной колбасы местного производства, которую я люблю, стал подозрительно прилипать к пальцам. Приехала сестра со своими разносолами, и я просто про него забыл.