Подавленный печальным известием, Орлов молча, наблюдал, за проплывающим в удалении берегом и напряженно думал: «Как же удалось убедить императора, продать верфь с прилегающими к ней землями и судоходными протоками? Что могло произойти и повлиять на принятие такого решения? Почему так резко сменился курс, и сия земля вдруг стала в одночасье не нужной? Да, нужно быстрее добраться до берегов Невы, где незамедлительно обратиться к влиятельным особам. Настоять, что бы доклад инженера зазвучал в самых высоких начальствующих кабинетах, глядишь и получится остановить это безобразие с продажей. Пусть на самом верху узнают и про золото, и про минералы другие, и про то, что здесь твориться, и как люди русские здесь, головы свои складывают, не ради крестов и почестей. Конечно, именно так и надобно поступить и тогда Бог даст, влиятельные особы повлияют на лиц приближенных к императору, а те в свою очередь донесут озабоченность до него самого, что позволит пересмотреть уже принятое решение. Может оказаться так, что император и не знает всего, а посланника склонили к тайной наживе. Да, ну и дела у нас творятся, прости, Господи…»
– Пойду я пройдусь, Америка, что-то тошно мне до невозможности, – проговорил поручик, направляясь к трапу. – Присмотри здесь, пока я воздухом дыхну.
Спустившись на качающуюся палубу, он медленно добрался, держась за борт на нос шхуны, где особенно чувствовалась вся мощь океана. Поморщившись от обжигающего, ледяного северного ветра, швыряющего в лицо снежную крупу, запах йода и морских водорослей, Орлов внимательно посмотрел, на несущиеся мимо волны. Которые были на открытой воде гораздо больше, чем в бухте, но которые довольно легко рассекались форштевнем шхуны.
– Ну, вроде ходко идем, слава тебе, Господи, – пробормотал он, поежившись.
Спустившись по трапу в низ, поручик прошел по мрачному, душному коридору на камбуз и, достав из кармана ключ, открыл сундук Бернса. Какое-то время он смотрел на ровные ряды бутылок, заботливо переложенных стружкой, затем взял одну из них и, закрыв крышку, сел к столу. Несколько минут Орлов смотрел на стоящую бутылку, затем снял фуражку и сбив с горлышка рукояткой револьвера, сургучную пробку проговорил:
– За тебя, Ванька-безухий, за твоих полчан…, знаю, что с вами худое произошло…, простите меня и прощайте. Простите, что с помощью для вас, управиться не получилось…, Обещаю, что по прибытию в столицу нашу, службу закажу по вам непременно. Пусть молитвы наши за вас, станут помост Небесной Церкви Божией, и будут блистать для вас чистым золотом.
С этими словами, он сделал несколько крупных глотков из бутылки. Затем закупорил тщательно горлышко, спрятал бутылку во внутреннем кармане, медленно встал и отправился в машинное отделение. Где Неплюев с казаком наблюдали за работой машин.
Едва он успел закрыть входную дверь, как мгновенно оглох от грохота, стоящего в замкнутом пространстве, в котором стук выхлопных клапанов, механизмов и рев шестеренок, сливался в какую-то адскую какофонию. Весь этот грохот и скрежет усиливался тем обстоятельством, что это была самая низшая точка на судне, где качка ощущалась значительно острее. Именно здесь в полной мере, ощущалась вся ничтожность жизни человека, который мог полагаться лишь на милость божью, то стремительно проваливаясь в какую-то бездну, а то также стремительно взлетая на гребне очередной волны.
Кивнув головой, поручик позвал переглянувшихся товарищей, в соседний угольный бункер, где шум работающего железа, почти не было слышно.
– Не давно, прошли утес, – проговорил Орлов подавлено, садясь на куски угля, – на котором Ванька с полчанами, караулом стоял. Давайте помянем, рабов божьих.
– Неужто сгинули станичники? – прошептал казак, снимая шапку.
– Что там случилось точно не знаю, но дым от строений форта на многие мили тянется…, ну а после бойни такой, которую мы устроили, кровники коих множество образовалось, только смерти нашим полчанам желать могли. Давайте помянем станичников, принявших смерть, во имя империи нашей. По глотку примем, за упокой души их.
– Пущай землица наша далекая, да холодная, будет для них пухом, – прошептал урядник, беря бутылку с водкой.
– Вот видишь, Константин Петрович, – буркнул инженер, вытирая руки о тряпку, – люди наши смерть тут принимают, а Аляску уже кусками продавать стали. Как пирожки с капустой на ярмарке!
– А вот лично я не верю во все это, – прошептал казак, кривясь от выпитого. – В свое время такие же слухи ходили про дорогу Николаевскую, что, мол, продали ее, а оно все и по-другому обернулось. Нет сплетни это все! Тут, какой-то маневр я так смекаю, хитрый удуман. А станичникам пусть дано все будет по достоинству каждому, как сказано в Святом Писании об обителях святых.