Проект "Радуйся, Мария" (ЛП)

Я откидываюсь на спинку сиденья, когда корабль кренится вперед, и сила тяжести 1,5 г берет верх, когда мы ускоряемся по прямой линии (возможно) по направлению к Блипу-А (надеюсь).

- Поддерживайте тягу в течение трех часов,” говорю я.

“Три часа. Я смотрю на двигатели. Расслабься.”

- Спасибо, но на отдых нет времени. Хочу использовать гравитацию, пока могу.”

- Я остаюсь здесь. Расскажи мне, как идут эксперименты.”

- Будет сделано.”

Я готовлюсь к очередному одиннадцатидневному переводу. Для этого требуется 130 килограммов топлива—примерно четверть того, что есть у жуков на борту (если вы включаете Джорджа, который сидит на лабораторном столе, полном астрофагов). Это должно дать нам достаточно времени, чтобы исправить все идиотские ошибки, которые я допустил в своей математике траектории.

Через три часа мы наберем крейсерскую скорость, а затем будем плыть вдоль берега почти одиннадцать дней. Я не хочу иметь дело с вращением вверх или вниз центрифуги. Да, это можно сделать—Рокки доказал это, когда обнулил нас раньше. Но это был деликатный процесс с большим количеством догадок и возможностей для выхода из-под контроля. Или еще хуже—запутать кабели.

Итак, в течение следующих трех часов у меня есть 1,5 грамма для работы. После этого некоторое время будет нулевая гравитация. Пора отправляться в лабораторию.

Я спускаюсь по лестнице. У меня болит рука. Но меньше, чем есть. Я менял повязки каждый день—вернее, это делала медицинская чудо-машина доктора Ламаи. По всей коже определенно остались шрамы. У меня до конца жизни будут уродливые рука и плечо. Но я думаю, что более глубокие слои кожи, должно быть, выжили. Если бы они этого не сделали, я, вероятно, уже умер бы от гангрены. Или машина Ламаи ампутировала бы мне руку, когда я не смотрел.

Прошло много времени с тех пор, как мне приходилось иметь дело с 1,5 граммами. Мои ноги этого не одобряют. Но в данный момент я привык к такого рода жалобам.

Я иду к главному лабораторному столу, где все еще продолжаются эксперименты с таумебой. Каждая их часть прочно закреплена на столе. На всякий случай, если у нас будут еще неожиданные приключения в ускорении. Конечно, это не значит, что мне не хватает Таумебы. У меня их целая куча там, где раньше было мое топливо.

Сначала я проверяю эксперимент с Венерой. Механизм охлаждения слегка жужжит, поддерживая внутреннюю температуру, соответствующую экстремальным верхним слоям атмосферы Венеры. Первоначально я намеревался позволить таумебе инкубировать там всего час, но потом погас свет, и у нас появились другие приоритеты. Итак, прошло уже четыре дня. По крайней мере, у них было достаточно времени, чтобы сделать свое дело.

Я сглатываю. Это важный момент. На маленьком стеклянном предметном стекле внутри был слой астрофага толщиной в одну клетку. Если таумеба жива и питается астрофагами, свет сможет проникнуть внутрь. Чем больше света я вижу через этот слайд, тем меньше астрофагов все еще живы на нем.

Я напрягаюсь, делаю глубокий вдох и заглядываю внутрь.

Угольно-черный.

Мое дыхание становится прерывистым. Я выуживаю из кармана фонарик и светлю им сзади. Свет вообще не проникает внутрь. Мое сердце замирает.

Я перехожу к эксперименту с Таумебой в Трех мирах. Я смотрю на слайд и вижу то же самое. Совершенно черный.

Таумеба не может выжить на Венере или в окружении Трех Миров. Или, по крайней мере, они не едят. У меня такое чувство, что под ложечкой все вот-вот растает.

Так близко! Мы были так близки! У нас есть ответ прямо здесь! Таумеба! Естественный хищник для того, что разрушает наши миры! И это тоже сытно. Очевидно, он может выжить и процветать в моих топливных баках. Но не в воздухе Венеры или Трех Миров. Почему, черт возьми, нет?!

- Что ты видишь, вопрос?” - спрашивает Рокки.

“Неудача,” говорю я. - Оба эксперимента. Все Таумебы мертвы.”

Я слышу, как Рокки бьет кулаком в стену. “Гнев!”

“Вся эта работа! Все это впустую. Ничего!” Я стучу кулаком по столу. “Я так много отдал ради этого! Я так многим пожертвовал!”

Я слышу, как панцирь Рокки со стуком падает на землю в его луковице. Признак глубокой депрессии.

Какое-то время мы оба молчим; Рокки обмяк в своей луковице, а я закрываю лицо руками.

Наконец я слышу скрежет. Это Рокки поднимает свой панцирь с пола. “Мы больше работаем", - говорит он. “Мы не сдаемся. Мы много работаем. Мы храбрые.”

- Да, наверное, так.”

Я не подхожу для этой работы. Я-замена в последнюю секунду, потому что на самом деле квалифицированные люди взорвались. Но я здесь. Возможно, у меня нет ответов на все вопросы, но я здесь. Должно быть, я вызвался добровольцем, полагая в то время, что это была самоубийственная миссия. Это не помогает Земле, но это что-то.

—

Трейлер Стрэтта был в два раза больше моего. Привилегии ранга, я полагаю. Хотя, честно говоря, ей нужно было пространство. Она сидела за большим столом, заваленным бумагами. Я мог видеть по крайней мере шесть разных языков в четырех разных алфавитах на документах перед ней, но у нее, похоже, не было проблем ни с одним из них.