Профессия

         Я ей верю. Она не врет и не заманивает меня в ловушку. И я тоже хочу быть с ней...

– Я приеду утром, – повторяю я. – Развяжу тебе руки, поцелую каждый твой пальчик... Энжи, подожди немного. Подожди меня, Энжи. Ты же недавно бросалась на меня с кулаками, ты должна остыть, – уговариваю я ее.

– Я хочу тебя.

– Остынь еще немного.

– Тебе нравятся холодные девушки?

– Я сумею вдохнуть в тебя тепло, моя прелесть. Ты очень красива, ты очень молода, ты восхитительна. Ты не можешь быть холодной...

– С тобой – нет.

         Наконец, она соглашается потерпеть. Я прячу телефон и вдруг замечаю за своей спиной Иванну. Она стоит, прислонившись спиной к темной стене, практически сливаясь с темнотой и задыхаясь от гнева.

– Ты уволен!

         Вот так? Посреди ночи?

– Убирайся сейчас же!

         Еще утром она хотела оставить мне все свое состояние.

– Уходи! Я не заплачу тебе больше ни копейки!

         Для меня все закончилось – я могу больше не заниматься этим делом, не заботиться о ее жизни, не пытаться спасти ее.

– Ты больше на меня не работаешь!

         Я киваю.

– Согласен. Ты хорошо это решила. Я не работаю на тебя больше – это правильно. Мы не будем больше видеться – это тоже очень хорошо. Не знаю, насколько я тебе неприятен, но обещаю, что появлюсь еще раз на твоем пути – в том случае, если я отменю заказ. Уверен, что охота на тебя – следствие ужасного недоразумения. И когда я это исправлю, я возникну перед тобой снова – не как призрак сегодняшней бессонной ночи, а как знак того, что все плохое в твоей жизни окончилось, и эти «последние дни» больше не повторятся...

         Она делает рукой непонятный жест, кажется, хочет спорить, но потом резко отворачивается и уходит вглубь своей темной пещеры. В ее глазах не проносится даже искорка надежды. Она уже не верит в свою жизнь. Ей она уже не нужна. Нужна только вот эта – сегодняшняя – ночь со мной. Но в эту ночь я не могу и не буду ей принадлежать. Потому что я забочусь о ней – даже после своего увольнения. Потому что думаю не об одной ночи, а обо всей ее жизни, о ее будущих детях, о ее семье, о деле Слуцких...

– Потому что я люблю тебя!

         Но это любовь в темноте. Любовь, не подкрепленная никакими действиями. Любовь – обещание лучших времен. Любовь-призрак.

         Я закрываю за собой дверь. Ей будет страшно, но она переживет это. Уверен, что переживет...

         Оставляю ее «опель» у подъезда. Представляю, как завтра она будет звонить Симе. А может, поедет в офис на метро... Меня же ждут завтра совсем другие дела.

         Я иду некоторое время пешком, а потом беру такси.

– Когда потеплеет? – интересуюсь у таксиста.

– Хрен его знает.

– А по радио не говорят?

– А я радио не слушаю. Не верю.

         Ничего, потеплеет. По крайней мере, в сердце одной хрупкой девушки, вооруженной до зубов, сегодня будет очень тепло.

         Я нахожу ее дом на Хрещатике, поднимаюсь и стучу в дверь. За дверью тихо. И пока еще – холодно.

31. ПРИЕМЫ

– Энжи, это я.

         Тишина продолжается.

– Энжи?

– Илья? Разве уже утро?

         Ее никто не знает в этом городе. К ней никто не может прийти, кроме меня, но она опасается открыть дверь. Может, в целом мире ее никто не знает, кроме меня и Зака.

         Пожалуй, немного времени прошло с момента нашей драки до бурной сцены примирения. Но Энжи зла не помнит, она бросается мне в объятия и целует в губы... Энжи не помнит зла?

         Потом мы катаемся по ее ковру, целуемся, стягиваем друг с друга одежду и оружие. Мы меняем позы и никак не можем утолить жажду друг в друге. Мы слишком долго были одни... И я, и она в свои девятнадцать... Мы – сами по себе, мы – одинокие волки.

– В этот раз лучше, – говорит, наконец, она, встряхивая пестрыми волосами.

         Поднимает с пола мой пистолет и вертит его в руках.

– Тяжеловат...

         Я усмехаюсь.

– Возьми что-то полегче...

– Ну, если это полегче.

         Она снова целует меня.

– Как я жила без тебя?

         Когда женщина привыкает так быстро, это тоже не очень хороший симптом, тоже проявление ее комплексов или затянувшихся неудач.

– Сколько лет Заку?

– Двадцать пять. Он тоже одиночка.

– Он еще молод.

– Он нашел свое дело. И он не свернет с этого пути.

         Я спокойно соглашаюсь:

– Он прав. В целом – он прав. С его точки зрения – тем более. Но и в его деле могут быть исключения.

– Как со Слуцкой?

– Как со Слуцкой. Он исполняет поручение, не зная, что оно ошибочно.

         Энжи поднимается, потом снова садится и смотрит на меня своими чернющими глазами:

– Думаешь, если дать ей шанс... если потянуть время, то ситуация прояснится?

– Ты же знаешь, как важно бывает дать человеку шанс... единственный шанс. Этого может быть достаточно для его спасения.

         В отместку за смерть своего отца Энжи убила не менее полусотни людей, безоговорочно подчиняясь приказам Зака. Но я заставил ее сомневаться. Заставил поверить в возможность ошибки. Теперь ее мысли заняты не убийством, а спасением человека. Для нее это необычно. И я не могу понять, какие параллели она для себя проводит.