Может, думает о шансе для своей матери, или для отца, или о своем собственном шансе жить иначе. Может, она решила, что если заказ Иванны – ошибка, она оставит это занятие и попытается выйти из дела. Не знаю, насколько это возможно. И не знаю, насколько я прав в своих предположениях.
Может, она снова думает о сексе. И я снова думаю о сексе. Она очень молода для меня. И у нее обалденное тело. Невольно я засматриваюсь на ее маленькие груди. Я хочу ее снова. Я всегда хочу ее. Она не очень ловко целуется, но ей хорошо со мной, и это меня вдохновляет.
– Ты все время жила одна?
Не умею говорить с ней о ее жизни. Она бросила, что не из аула, но у нее все равно другие ценности. Пожалуй, мы из разных племен Конго, из разных кусков разорванной Вселенной. Мы очень разные.
– Я жила одна. Но я – часть моего народа.
– А я – часть космоса.
– В космосе много пыли.
– Может, я пыль...
И Энжи улыбается всей влагой своих глаз.
– Ты не пыль. Ты солнце в небе. Я не думала, что когда-нибудь буду с мужчиной. Я была уверена, что посвящу свою жизнь более важным делам. Но когда я увидела тебя... Я не должна говорить такого?
– Мне интересно, – я улыбаюсь.
– Когда я увидела тебя, почувствовала, что это дело отодвигается от меня, а остаешься только ты... со своими голубыми глазами...
– Видишь, сердце подсказало тебе, что это исключительный случай, – вставляю я.
– Я очень хочу в это верить. Я устрою твою встречу с Заком, чтобы знать точный ответ.
Она задумывается, а потом продолжает:
– И если это, действительно, ошибка, я отступлю. Но если это решение принято обоснованно, я выполню этот приказ без колебаний. И ты уже не сможешь меня остановить.
Я киваю. В этом случае она будет вынуждена убрать и меня, несмотря на мои «голубые глаза». Голубые ли они? Я подхожу к зеркалу.
– Что? – Энжи оборачивается.
– Всю жизнь думал, что у меня серые глаза.
Она смеется. Подходит голая к трюмо, обнимает меня сзади и тоже заглядывает в зеркало.
– Ты очень красивый... Я не должна быть с тобой. Я это знаю... Может, я буду наказана за это.
– Почему?
– У тебя другой Бог, – объясняет она доходчиво.
– На другом небе?
– Бог – внутри. И у тебя он другой.
– Мы – из разных осколков погибших планет. Мы – ненавечно, мы – ненаверно, мы – ненадолго. Нас нет.
Ее глаза снова влажнеют.
– Я все время была одна. После лагеря – все время одна в своем космосе.
– А что в лагере? Училась стрелять?
– И драться.
– Покажи приемчик! – я оборачиваюсь и становлюсь в боксерскую стойку, поднимая сжатые кулаки к лицу.
Хочу отвлечь ее от печальных мыслей. Любуюсь ее голым телом.
– Давай свое таэквондо!
– Это айкидо. И немного карате.
– Давай!
Энжи уже хохочет. Переводит взгляд от моих кулаков ниже пояса и снова заливается смехом.
– Ни за что не боишься?
– Я сильнее!
– А я быстрее!
– Докажи!
Я уже готов к удару ее босой ноги, но она бьет по корпусу ребром ладони, я блокирую ее руку, но колено врезается мне в челюсть. Сопротивляться не хочется, к тому же подбородок слегка ноет. Я падаю на ковер, раскинув руки.
– Придуриваешься? – спрашивает Энжи недоверчиво.
– Изнываю от боли.
– Где болит?
Я показываю пальцем.
– Не выдумывай, – она приближается осторожно.
– Пожалей меня...
– Как?
– Ты же знаешь все приемы.
– Оказалось, не все...
Она садится рядом и созерцает мое тело.
– Ой-ой, – усмехается, наблюдая за реакцией на ее пристальное внимание.
– Энжи, не медли...
– Я не знаю, что делать.
– Иди ко мне.
Она садится сверху, оставаясь невесомой. Все мои печали и боли растворяются в воздухе, космос теплеет.
– Я люблю тебя, – говорит мне девочка.
– Мне тридцать семь лет.
– Это ничего.
– И глаза у меня не голубые.
Она смеется, целует меня в ударенный подбородок. Действительно, побаливает. Я ощупываю языком края зубов – к счастью, ничего не сломано. Хотя Энжи скора на расправу...
– Серые?
– Может быть. Не знаю точно, не хочу тебя обманывать.
– Это хорошо... Хорошо, что мы встретились. И что ты не врешь.
– Это счастье.
32. ЗАК
Бывал ли я счастлив? Правда, это стирается. Конечно, я был счастлив, подняв над головой чемпионский пояс, но мой соперник сразу после боя умер в больнице, так и не придя в сознание. Это все перечеркнуло. Его убил спорт, не я, конечно. Но его убил я.
Получив диплом юриста, я был счастлив. Это дало мне возможность начать собственный бизнес. Но и этот бизнес остался позади.
Бывал ли я счастлив с женщинами? В постели с Эльзой, то есть в постели Спицына, в тумане Эльзы, я тоже был счастлив, но это счастье было таким зыбким, что растаяло само по себе.
Целуя Иванну в губы – после работы, в ее темной пещере, в декорациях ее каждодневной опасности – я был неимоверно счастлив, потому что держал в своих объятиях самую желанную женщину на свете.
И с Энжи я счастлив. У меня хорошие отношения со счастьем – я открыт для него и умею его чувствовать. Я не обрезаю ему крылья беспощадной критичностью, как Иванна.
Об Иванне стараюсь не думать, но каждый мой шаг, мой жест – воспоминание о том поцелуе. Это движение в том направлении, которое может ее спасти.
Мы едем с Энжи в Москву. Разными дорогами. А может, все дороги в мире ведут в Москву... к Заку.