Читаем Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.) полностью

К формуле «свобода и собственность» он добавлял «производство и активность». В будущую идеологию должны войти эти понятия, которые «определят новую расценку людей и идей». В итоге в России может появиться атмосфера отрицания созерцательных профессий. «В центре всего станет американизм, который не породил ни науки, ни искусства, а если науку, то исключительно прикладную»[175]. Для защиты собственности необходима и сильная власть, которая станет слугой народа, так как народ станет собственником, полным инициативы; власть должна будет ограждать собственников от социалистов, пролетариев так же, как и от любых врагов.

Становление идеологии собственника приведет, полагал Маклаков, к открытию рынков, что в итоге будет способствовать объединению России, которое будет совмещаться с уважением к местным автономиям, языкам и культурам. К этой идеологии собственника следует, но со временем, считал Маклаков, добавить патриотизм, который появится как реакция против унижения при проникновении в Россию иностранных капиталов, как последствие психологии, появившейся у народа, чувствующего себя хозяином своей судьбы. Маклаков объясняет преждевременность внесения патриотизма в идеологию собственника тем, что пока не решен вопрос об окраинах России и патриотизм может быть понят как призыв к войне против их самостоятельности. Он приводит мудрое высказывание французского политического деятеля Гамбетты: «Патриотизм есть резюме всех гражданских добродетелей», как бы подчеркивая истинность этого чувства как осознанное проявление других политических свобод. Поэтому лозунгом для поднятия масс на данном этапе является свобода и собственность, а позднее добавляется слово «Родина»[176].

Необходимым он признавал разоблачение большевистской идеологии как идеологии властвования меньшинства над большинством насилием и обманом. В борьбе с большевизмом Маклаков призывал привлечь и либерально-буржуазные идеи ревизионизма, которые обычно называли критикой социализма. В действительности ревизионизм он считал «разумным компромиссом» между капиталистической действительностью и социальными идеалами[177]

. Формирование в России буржуазного демократизма Маклаков считал неотложной задачей и придавал этому решающее значение. Он резко критиковал эсеров и кадетов за непоследовательность в решении этого вопроса.

Утверждение собственнической идеологии он ставил также в зависимость от создания единого фронта в признании принципа частной собственности[178]. Восстановление прав собственности прежних владельцев Маклаков признавал необходимой нормой создания собственнической идеологии. Однако, бесконтрольная продажа российской собственности иностранцам должна сопровождаться вмешательством государства. Маклаков опасался, что внедрение иностранцев в Россию может привести к ее экономическому закабалению. Он возлагал надежды на крупного предпринимателя, председателя основанного в Париже в 1920 г. Российского финансового и торгового промышленного союза Н. Х. Денисова, составившего перечень условий, могущих быть представленными советскому государству в случае его признания. Эти условия были следующими: отказ от коммунизма, денационализация и возврат имущества собственникам и финансовая помощь им на восстановление России. По мнению Маклакова, принятие этих условий оказало бы существенную поддержку новой России, подточило бы коммунизм и укрепило бы буржуазию

[179].

Маклаков фиксировал и в психологии коммунистов признаки нового сознания, сходного, однако, с сознанием представителей старого режима. Но чувства собственника и хозяина, которые испытывали и те, и другие, перекрывало у них желание трудоспособности, строительства и изменения жизни как внутри России, так и в международных делах. Эти, по словам Маклакова, собственники и тираны винили в своих неудачах капиталистическое окружение и считали, что с падением капитализма наступит социализм и всеобщее благополучие. Всякое соглашение с капиталистической страной, согласно этой идеологии, является попыткой использовать ее для собственных целей[180]

.

Маклаков постоянно следил за настроениями в торгово-промышленной среде, оговаривая, что он подходит к этому вопросу с большой осторожностью и не исключает ошибочных суждений или преждевременных обобщений. Вместе с тем он усматривал новые моменты, которые проявляются в переговорах между большевистской властью и промышленниками. Со стороны представителей большевистской власти постоянными становятся речи об осуждении коммунизма (как отмечает Маклаков, в разной степени искренние, а во многом и лицемерные), о необходимости для новой России создать капиталистическую экономику; со стороны же промышленников обнаруживается, во-первых, предпочтительность иметь дело с правительством, во главе которого стоит Красин или Каменев, поскольку они создавали «правительственный аппарат и идею твердой власти», и, во-вторых, обретенная самими промышленниками уверенность и способность ставить свои условия.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Russica

Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.

Е. Бурденков , Евгений Александрович Бурденков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события. Автор стремился определить первенство одного из двух главных направлений во внешней политике Советской России: борьбу за создание благоприятных международных условий для развития государства и содействие мировому революционному процессу; исследовать поиск руководителями страны возможностей для ее геополитического утверждения.

Нина Евгеньевна Быстрова

История
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований. Многие прогнозы и прозрения эмигрантских мыслителей актуальны и для современной России.

Маргарита Георгиевна Вандалковская

История

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука