Проклятье египетского жреца

– Может, за доктором послать? – наблюдая истерику новой хозяйки, осведомилась Глафира.

– За доктором? – расхохоталась барыня, ставшая похожей на злую ведьму из сказки. – За этим олухом Лосевым? Он меня опять примется пиявками лечить или накажет ледяные ванны принимать, а они у меня вот где! – провела она рукой по горлу.

– А что делать-то? – растерялась Глафира.

– Тебя звать как? – уже уверенным тоном спросила женщина.

– Глаша, – поклонилась девушка.

– Слушай, Глаша, беги из этого дома, как можно быстрее беги, – прошептала ей на ухо барыня. – Тебя здесь тоже замучают, как и меня. А мне тошно тут, тошно! – закричала женщина. – Ты понимаешь?

– У вас что-то болит?

– Душа у меня болит, мне скучно, тошно! Муж на меня внимания не обращает, сыновей отдали нянькам, воспитателям, подруг у меня нет, родителям я не нужна. А я с утра и до поздней ночи страдаю! – вытерев слезы, объяснила новая подруга.

Глафира неуверенно кивнула, она уже слышала про подобный модный недуг под названием «меланхолия».

– Доктора мне помочь не могут, от их дурацких процедур мне только хуже становится, – покачала всклокоченной головой барыня. – Дмитрий Аркадьевич рвется меня в лечебницу упрятать, эта Авдотья, ведьма старая, за мной шпионит все время, хозяину докладывает, а мне что делать? С таким присмотром ни друга любовного не завести, ни заняться ничем не могу. Мне тошно!

– Извините, барыня… – начала Глаша.

– Называй меня Дарья Степановна, – представилась больная.

– Извините, Дарья Степановна, я хочу вам помочь.

– Мне ничем не поможешь, мне только, наверное, умереть осталось! – Дарья снова улеглась на кровать, по щекам потекли слезы.

Глаша молча разглядывала странную барыню. Ей стало жаль эту молодую и красивую женщину, которая от безделья уже сходит с ума.

– Барыня… Дарья Степановна, на улице такая погода хорошая, может быть, вы хотите выйти погулять? – предложила Глафира.

– Нет! Я ничего не хочу! НИ-ЧЕ-ГО! – в глазах женщины зажегся яркий огонь гнева.

Глаша почесала в затылке, но отступать, когда она не смогла помочь человеку в беде, горничная не привыкла. Она попыталась зайти с другой стороны.

– Хорошо, а скажите мне, Дарья Степановна, чем вы целый день занимаетесь?

– Чем? Да ничем особо, – печально вздохнула барыня. – К управлению домом меня не допускают, якобы беспокоятся о моем слабом здоровье. А здоровье потому и слабое, что мне тошно и скучно. Я сижу тут в комнате целыми днями, скучаю. Ко мне в последнее время, кроме доктора Поликарпа Андреевича, редко кто заходит. Да и он приходит и начинает меня мучить – пиявками своими противными, а тут вот начал мне какие-то ужасы про египтян рассказывать, про мумии всякие, начитался где-то такой жути. Но отказать нельзя, он наш семейный врач – мой папенька еще хорошо знал батюшку Лосева, правда, тогда фамилия у него была другая – английская, у него самого были психические болезни. И он сам был малость того, но не важно. Так вот, я сижу у окна, скучаю, думаю обо всем, фантазирую. Знаешь, Глаша, мне очень нравится фантазировать, придумывать разные интересные истории. Это отвлекает меня от моего недуга, – задумчиво произнесла Дарья Степановна.

– А вы не хотели бы сходить в театр или в оперу? В столицу, чай, переехали, а не в глуши какой-то прозябаете, – посоветовала Глафира.

– Ах, еще в первые годы брака Дмитрий Аркадьевич водил меня на оперу, мы выбирались на балы, но это так давно было, – женщина вздохнула. – А потом супруг ко мне охладел, нашел новую подругу, затем еще одну, а теперь мы можем месяцами не сталкиваться в этом огромном чужом доме.

– Да, я сегодня тоже видела, как к вашему мужу приходила молодая женщина в темном плаще, – направила разговор в нужное русло Глафира.

– Ах, эта, – кивнула Дарья Степановна. – Да, про нее мне Авдотья рассказывала, но я сама ее никогда не видела. Только знаю – слуги растрепали, в нашем доме ничего не укроется, что она часто у Дмитрия Аркадьевича денег просит, якобы в долг, но отдавать и не собирается. Но ей невдомек, что мой супруг очень прижимист и скуповат и деньги давать в долг не любит.

– То есть вы не знаете, кто эта особа?

– Не знаю, да мне это и неинтересно, я сама придумываю такие любовные приключения в своих фантазиях, что про подруг моего супруга я ничего не хочу узнавать, – Дарья снова уставилась в окно.

Неожиданно к Глафире пришла идея:

– Подскажите, барыня, а вы не пробовали записывать свои фантазии, свои придуманные истории на бумаге? Это бы вас развлекло.

Дарья Оболенская взглянула на Глафиру с таким изумлением, как будто бы увидела на ней выросшие рога.

– Что ты сказала? Записать мои истории? – такое простое решение даже не приходило ей в голову. – Но это же… Это же… – Дарья хлопала ртом от удивления. – Это же…

Глафира прикрыла глаза, опасаясь гнева барыни: сейчас как запустит в нее второй туфлей или даже зеркалом.

Но барыня замолчала, задумалась, а потом громко завопила:

– Это же великолепно! Восхитительно! А ну, Глашка, тащи быстрее мне бумаги чистой, чернильницу, свечи, я писать буду!

Она подпрыгнула с кровати и принялась ходить по комнате, размышляя на ходу: