– Да, точно, сначала напишу, как Лизавета… а потом ее родители… а рыцарь Феликс пусть будет рыжим… Да-да, рыжим! Или не стоит? Рыжий любовник – это перебор, как ты считаешь? – обратилась она к Глафире.
А Глаша засмотрелась на барыню: от меланхолии и сплина не осталось и следа. Спина выпрямилась, на щеках появился румянец, глаза горели любознательным огнем.
– Неси, Глашка, быстро неси бумагу, пока у меня мысль не потерялась.
– Да, конечно, – разулыбалась Глаша, ей удалось помочь несчастному человеку. – Я все принесу, только это…
– Ну что еще? – капризно наморщилась Дарья Степановна.
– Для начала вам стоит позавтракать, а то сил не будет для творчества. Вы же любовный роман будете писать, а для этого много сил нужно.
– Да, ты права… точно, любовный роман, но пусть там будут и убийства… Да-да, Лизавета так любит Феликса, что не может простить ему измены, и тогда… пистолет… надо узнать, какие сейчас пистолеты… А что еще? Почему не принесла чернил?
– Что там с завтраком?
– Завтрак обязательно, я действительно что-то проголодалась, скажи Авдотье, чтобы завтрак подали мне в комнату, и побольше! – Дарья Степановна лукаво подмигнула горничной и снова принялась придумывать сюжет для своей книги.
Египет. XIV век до н. э
Аменхотеп прислушался: действительно кто-то стонет.
Фараон вскочил на ноги и увидел дряхлого нищего старика, покрытого язвами и струпьями, который копошился у ног царя, с мольбой протягивая к нему руки.
С отвращением Аменхотеп вздрогнул и только хотел крикнуть воинам, чтобы те немедленно покарали нечестивца, как вдруг взглянул в глаза бродяге и чуть не вскрикнул от удивления.
С ужасом в этом вонючем и грязном старике Аменхотеп узнал темнокожего красавца жреца Хапу, это был он, несомненно, но, казалось, с последней их встречи прошла не одна ночь, а как минимум более десяти лет. И провел эти годы, как видно, Хапу в ужасных условиях, в рабстве, терпя голод, холод и неизлечимые болезни.
– О мой господин, пощади, это действительно я! – застонал жрец.
– Хапу?! Как такое может быть? – ужаснулся царь. – Что с тобой? Ты болен? – Аменхотеп боялся приблизиться к старику, боялся заразиться от него неведомой хворью.
– Я обещал тебе, мой властелин, что сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твоих сыновей… – Хапу закашлялся кровью. – Я все сделал, как обещал, – голос его звучал тихо. – А теперь, мой господин, и ты мне пообещай…
– Что? – Аменхотеп вскочил на ноги. – Мои дети выживут? Мои сыновья выздоровеют? Ты уверен? Сфинкс обещал тебе? Ты победил его?
– По крайней мере, один сын у тебя точно будет жить. Я пожертвовал своей жизнью, своим здоровьем ради будущего фараона, – жуткие судороги снова сотрясли старика.
– Если так, то, Хапу, я все сделаю, как ты просишь, – коротко кивнул царь.
– Сначала поклянись именем Сехмет, что меня похоронят по всем канонам Египта, что мне сделают хорошую гробницу, что моя душа Ка обретет спокойствие в чертогах Осириса, – холодной рукой Хапу вцепился в подол одеяния царя.
– Я обещаю тебе выстроить самую лучшую гробницу, – согласился фараон.