Каламина… Она легла первым камнем в основание Материнского Фронта, должна была стать фундаментом Храма Свободы, континентальной герильи…
Мне никогда не забыть день приезда в Каламину и эту встречу… Атмосферу, царившую там… Это впечатляло ярче и неотразимее десятков тысяч слов и прочитанных книг, это проникало в душу, наполняя её чудесным светом. Помню, я, словно пьяный, бродил от постройки к постройке, здороваясь и знакомясь со всеми, и все было окутано какой-то особенной, словно предпраздничной, суетой. Одни были заняты делом, другие группами – по двое, по трое, по четверо – беседовали, стоя и сидя. И сердце, помню, счастливо сжималось, как у ребенка, попавшего на небывалый праздник.
Помню, отец впервые отвез меня в Камири на ярмарку, куда приехал бродячий цирк: фокусники, глотатели огня и женщина, с прекрасным телом танцовщицы, одетым в шитое золотом трико. Она бросала с земли обручи человеку в белом, а он балансировал на канате, натянутом высоко над головами торговцев… Я смотрел, задрав голову, как он идет там, высоко-высоко, и солнце слепило глаза, и сердце сжималось от страха и восторга…
А там, в Каламине… Под крышей из оцинкованной жести собрались, действительно, лучшие. И наши души были открыты навстречу друг другу, навстречу братству и всему тому новому, что можно было выразить лишь густым золотом солнечных лучей, которым пылала крыша ранчо, стоявшего в центре широкой поляны. Лучи заполняли все пространство лагеря, прорываясь через прогалины зарослей и крон деревьев, образуя золотые столбы и колонны. И люди ходили между этих колонн, озаренные светом, словно боги, цари новой жизни – по роскошному залу дворца, стены которого – изумрудная, глянцем вспыхивающая в закатных лучах сельва. Джунгли, плотным кольцом окружавшие ферму, тогда казались нам верным союзником, надежно укрывающим наше бесценное золото от досужих глаз.
И нам с Карлосом показалось, что мы наконец-то воочию узрели то, о чем так долго мечтали: новых людей, завернутых в плащаницы братской любви. Так и было. Эта любовь окутывала воздух, неотразимо преображая все вокруг.
Каламина… Мы веселились как дети, обустраивая наш лагерь. Никакой ругани и ссор, о разногласиях между кубинцами и боливийцами поначалу и речи не было.
До этого мы с Хименесом и Лорхио Вакой почти три месяца проторчали на ферме в Альто-Бени. Поначалу ее планировали выбрать базовым партизанским лагерем в Боливии. Несколько десятков километров джунглей до границы с Перу… Я тогда уже познакомился с Рикардо – Мартинесом Тамайо. Он приезжал несколько раз. Для чего конкретно надо готовить эту ферму, нам не говорили, но мы понимали: для чего-то очень важного. Нам стало это особенно ясно, когда в один из дней Тамайо привез ворох оружия, сложенного в три сумки из грубого брезента цвета хаки. Целый арсенал американских винтовок: тяжелые, но меткие «гаранды», полуавтоматические «М-1», несколько легких карабинов «М-2», охотничьи ружья, четыре базуки, пистолеты – «маузеры», итальянские «беретты». В отдельной сумке лежали боеприпасы к оружию и гранаты. Под оружейный склад мы вырыли специальную яму, метрах в тридцати от ранчо…
Вся работа тогда проходила под непосредственным контролем БКП и лично Монхе и второго секретаря – Хорхе Колле Куато. Для нас это были живые легенды. Шутка ли – руководители партии, наши лидеры в борьбе за свободу родины!.. Они нам казались такими же недосягаемыми, как вершина Анкоумы… У меня было по этому поводу своё мнение, потому что у меня неожиданно произошла стычка с Куато, когда я еще не знал, какая он большая «шишка» в партии. Но Камба в Альто-Бени задавал тон, воспевая их ум и доблесть, и Карлос шел у него на поводу. Камба-Хименес вел себя как начальник – больше отдавал приказы, чем работал. И мы с Вакой подчинялись, ведь для нас Хименес был старшим, более опытным товарищем. Он много болтал об операции «Сегундо Сомбра». Молодые боливийцы участвовали вместе с кубинцами в помощи перуанским партизанам. «Сам Че Гевара руководил нашей работой!» – величественным шепотом произносил Камба, так, чтобы все джунгли слышали…
От боливийской компартии к нам приехали лишь однажды – всё тот же Колле. Увидев меня, он даже не поздоровался… Зато по душам, больше часа с глазу на глаз беседовал с Хименесом. Вернее, говорил Колле, а Камба подобострастно слушал, постоянно кивая своим личиком, как у хорька… Надо было видеть, как раздулся потом от важности Камба. Точно, как болотная жаба надувает в сезон спаривания свои оранжевые пузыри. «Вы должны подчиняться. Меня тут назначили старшим», – как попугай, повторял он, расхаживая по ферме…
Но нас не надо было подгонять. Мы хорошо поработали в Альто-Бени, чтобы привести ферму в божеский вид… Думаю, Фернандо бы похвалил нас за то, как мы там здорово всё устроили. Мне и сейчас не дает покоя вопрос: чем бы всё кончилось, начнись оно в Альто-Бени, а не в Каламине, на ферме близ Ньянкауасу?