Проклятие Че Гевары

С утра до ночи мы пропадали то в джунглях, заготавливая дерево для стен и крыши, то на ферме и на хозпостройках. «Мы» – это я и Карлос – Лорхио Вака Мачетти. Уже тогда мы подружились, а в походе он стал мне верным товарищем. Несчастный Карлос, он был настоящим кампесино, «соломенной шляпой», как называл нас Фернандо, а в душе – убежденным борцом. Он погиб, так и не дождавшись боя. А он мечтал об этом больше всего. Он всё время твердил, как молитву, слова, сказанные нам Фернандо в первый день, в Каламине. Он записал их на бумажку и носил в нагрудном кармане рубашки: «Бой – вот высшая точка войны. А война – единственное средство научиться воевать». Карлос, Лорхио Вака мечтал стать настоящим партизаном… Бурный поток Рио-Гранде проглотил его в миг, как бешено извивающееся чудовище с грязно-бурой, скользкой кожей… А проклятый Камба… он говорил, что он тоже из крестьян, но он врал. Позже мы узнали, что отчим его был алькальдом… Только бы поболтать да погреться на солнышке… Лучше бы ему всё бросить тогда, уйти к своим руководителям и не вырождаться в подонка… Что ж, каждому своё. Как говорил Фернандо, «в конце концов становится ясно: кому стать человеком, а кому суждено так и пресмыкаться «камбой»…» Так что прозвище Хименеса стало нарицательным…

Да, я из кожи вон лез, очень старался. Ведь для меня это было первое задание, и Коко поручился за меня лично. Больше всего на свете я боялся подвести Коко Передо… Он был истинным вождём. И Инти, и Рикардо, и другие… Каждый из них мог бы стать командиром… Помню, еще в Альто-Бени, мы пытались поднять балку на крышу, для перекрытия. Балка была тяжеленная – обтесанный ствол дерева хагуэй. Весь подручный материал мы добывали тут же, в зарослях сельвы… Ничего у нас не получалось: Камба стоял наверху, чтобы принять балку, и никак не мог, а попросту – не хотел нам помочь. А мы с Карлосом корчились снизу под этой неподдающейся, неподъемной балкой.

И тут приехал Рикардо, или Папи, как его называл Фернандо. И вот он, не говоря ни звука, подбегает к нам. Мы даже слова не успели сказать, а он подхватывает бревно и закидывает наверх! Да так, что Камбу чуть не пришибло. Честное слово, лучше бы тогда раскроило ему череп, заехало этим бревном по его хитрой мордочке, так напоминающей хорька. Таким силачом был Рикардо… Настоящий кубинец: отважный и слегка безалаберный, хотя взгляд его – в окружении резких, суровых морщин и складок, напоминал скорее вождя гуарани. Но для индейца он был чересчур светлокожим… Но зато, когда он смеялся, то всех заражал своим весельем … И не мог никогда усидеть на месте, если рядом спорилось дело. Скидывал свой приличный пиджак господина и, засучив рукава белоснежной сорочки, принимался во всем помогать… Бывало, приедет, а в багажнике – рассада, и начнет раздавать советы: какие цветы куда посадить. Очень любил это дело: за цветами ухаживать. И еще угощать. Навезет, бывало, еды, и давай пир устраивать… Я никогда так больше не ел, ни до Альто-Бени, ни после.

Потом, в походе, получая свои половинку сардинки и три кусочка мяса – ежедневный рацион каждого в течение нескольких недель – мы вместе с Рикардо и Карлосом вслух вспоминали те дни. А Фернандо, слушая рассказы Папи, даже как-то пошутил: «Пиры Вальтасара затмили пиры Альто-Бени!» Кто знает, не сожалел ли он, что решил начать с Ньянкауасу, а не с Альто-Бени? Я всегда вспоминаю слова командира… «Когда тебя мучают сомнения, когда ты боишься сделать неверный шаг, делай, что должно», – так он любил повторять. И это единственный подобающий отзвук, которым откликается моя душа в мучительных поисках ответов у края подобных и прочих отвесных, бездонных вопросов.

Суть заключается в том, что тебе и мне, и другим известна лишь малая, отмеренная временем и судьбой часть великой истины, той, что совершалась и совершается. Узреть её целиком, во всей первозданной и грандиозной ясности нам с тобой не дано… Ведь нас с тобой не окликнули небеса: «Эй! Ты!»

Я твердо верю в одно: там, в боливийской сельве шедшие вслед за своим командиром, те, кто остался с ним до конца, сделали то, что должны были сделать

.

И кто знает, может быть, высшая, недоступная непосвященному взору необходимость заключалась именно в том, что теперь с нами нет ни Коко, ни Рикардо, ни Карлоса, и других, кто нес свое звание человека, этот тяжкий крест, до конца… И даже в том, что Камба, этот хорёк, жив до сих пор, и я слышал, перебрался сюда, в Европу…

III

В Альто-Бени мы здорово трудились, а в Каламине мы трудились, как одержимые. Ведь с нами был сам Фернандо, и все больше чего-либо страшились какой-нибудь оплошностью вызвать его неудовольствие, получить замечание. Но, всё равно, времени оставалось достаточно, и я много читал… Что и говорить, до того, работая в поле с отцом, я редко заглядывал в книги. И еще… встреча с Марией перевернула мою жизнь.